Читать книгу "Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн"

К другой категории относятся Деххани и Ашикпаша. Первый, который был приближенным Ала ад-Дина, последнего из правителей Сельджукидов, писал и на персидском и на турецком языках, и его сочинения уже отличает высокохудожественный и утонченный стиль и более «куртуазное» вдохновение. Второй, живший немного позже (670 (1271)—732 (1332) гг.) и умерший тоже в Кыршехире, является автором «Гарибнаме» – большой дидактической поэмы, которая подобно некоторым ее иранским предшественницам была проиллюстрирована и предназначалась, чтобы дать обзор мистической философии, понимаемой в духе суннитской ортодоксии, и, таким образом, была направлена против шиитских тенденций многих других мистиков.

Наконец, вероятно, что среди обычных людей монгольско-сельджукской Малой Азии жил Наср ад-Дин Ходжа (Ходжа Насреддин). Переходя из одного поколения в другое как герой все большего числа анекдотов, он стал характерным персонажем во многих странах, иногда глупцом, иногда носителем здравого смысла, которым до наших дней восхищается турецкий народ.

Все это не следует преувеличивать. Общий итог не так велик, и, несмотря на то что новые открытия могут несколько увеличить объем материала, известного на сегодняшний день, это увеличение, вероятно, не будет очень большим. Этим сочинениям часто недостает оригинальности, и они слишком близки к своим иранским прототипам. Тем не менее решающий шаг был сделан. Отныне литературный турецкий язык становится реальностью, отличающейся даже в деталях написания от языка Центральной Азии. Более того, появились авторы, способные выражать религиозные и простые лирические чувства и рассказывать эпические истории непосредственно на турецком языке. Таким образом, странно обнаружить, что в XIV веке этот прогресс не стал более быстрым.

Именно в области искусства непосредственный эффект монгольского владычества стал самым непредвиденным. Даже в долгосрочной перспективе, несмотря на то что разделение государства, очевидно, должно было сделать художественные достижения в туркменский период более скромными, нельзя сказать, что общее направление изменилось. Это может показаться парадоксальным, но при монгольском протекторате, напротив, создание произведений искусства только увеличилось. И именно тогда результаты культурного прогресса первой половины века проявились в полной мере. Соперничество между представителями знати, старавшимися продемонстрировать новой власти свое могущество, их желание сохранить свои культурные ценности и не менее сильное стремление визиря ильханов Шамс ад-Дина Джувайни продемонстрировать преимущества, которые они получают от владычества монголов, представителем которых он был, – все это вело к децентрализации и умножению центров художественного творчества как в области светского строительства (например, в строительстве описанных ранее караван-сараев), так и в строительстве таких религиозных объектов, как мечети, медресе, усыпальницы и другие здания вакуфных комплексов. Черты самого искусства несколько изменились. Действительно, как и следовало ожидать, тщательное изучение общественных зданий, особенно в восточной половине страны, указывает на усиление иранского влияния. Но это влияние, поскольку оно уже чувствовалось, не подразумевало резких изменений, и, когда эти сооружения не имеют точной датировки, не всегда можно определить, построено ли это здание в первой или во второй половине XIII века. Поскольку мы не ставим перед собой задачи выходить за рамки общего обсуждения, необходимо отметить лишь некоторые сооружения. В Сивасе, который на тот момент соперничал с Коньей, в 1271 году были построены мечеть, известная как Чифте-Минаре, и Гёк-Медресе (Голубое медресе), основанные соответственно Дживайни и Фахр ад-Дином Али Сахиб Ата. Последний, чьи более ранние благочестивые дары в Конье часто упоминаются, построил среди прочего также медресе в Кайсери и мечеть в своем феоде в Карахисаре. Возможно, в то время он являлся заказчиком самого большого количества зданий. Хотя перване и его семья тоже строили в своих владениях Токате, Амасье, Мерзифоне, Кастамону и Синопе мечети, медресе и караван-сарии, о чем уже упоминалось. К тому же времени относятся мавзолеи трех великих людей: Джелал ад-Дина Руми, Садр ад-Дина Кунави и самого Фахр ад-Дина Али. Все три находятся в Конье. Среди благочестивых даров менее известных фигур особенно знаменито медресе Джаджабея в Кыршехире.

Однако, начиная с конца века, это движение стало слабеть. Со стороны ильханов ни сам Газан, хотя он был мусульманином, ни его великий министр Рашид ад-Дин, похоже, не были особенно заинтересованы жертвовать деньги на строительство на подконтрольных им дальних территориях. И в то же время в государстве сельджуков не осталось ни одной крупной фигуры. В той мере, в которой строительство продолжилось, оно было инициировано представителями новых мелких государств, расположенных на его границах, например в Бейшехире, Бирги (в Айдыне), Карамане (бывшей Ларанде) и Кастамону. Но в этой области они не привнесли никаких инноваций, сравнимых с турецкой литературой, и их скромная деятельность в качестве строителей означает всего лишь то, что они постепенно ассимилировались городской культурой. Они хотели доказать, что являются городскими жителями и достойными преемниками своих предшественников.

Глава 12

Последний век независимости Малой Азии

Историю периода между распадом империи ильханов Хулагуидов и вхождением Малой Азии в Османскую империю на данный момент особенно трудно описать, и эта глава лишь даст некоторые базовые ориентиры и обратит ваше внимание на задачи, которые еще предстоит решить. Нужно повторить, что источники в этом вопросе больше обычного неполны, отрывочны и сомнительны, а современные работы слишком малочисленны и часто неполноценны, благодаря тому, что представляют исключительно османскую точку зрения. Безусловно, ядром, из которого вышла Османская империя, было маленькое туркменское княжество, во всех отношениях похожее на те, что его окружали. Однако благодаря геополитическому положению, которое ему посчастливилось занимать, оно во взаимодействии с балканскими (Болгария, Сербия и др.) и византийскими государствами (Византийская империя и Трапезудское царство) стало довольно быстро развиваться таким образом, что стало сильно отличаться от других княжеств Малой Азии, и тот факт, что в конце концов оно захватило их, нельзя объяснить только тем, что они сами тяготели к такой интеграции[27]. Следовательно, важно изучать Малую Азию, как таковую, и, только наблюдая шаг за шагом развитие реального османского влияния на ее историю, решать, можно ли принять османскую точку зрения. То, что, изучая происхождение Османской империи, следует принимать в расчет Малую Азию, можно опять-таки с определенной осторожностью считать справедливым, но из этого не следует, что Малую Азию следует рассматривать как прелюдию к Османской империи.

Более того, в традиционно используемых источниках Малая Азия в этот период представляется как мозаика мелких взаимосменяемых династий. Из этого могут проистекать две опасности. С одной стороны, рассматривая ее как мозаику, легко перестать видеть общую картину, а при попытке смотреть на нее слишком широким взглядом легко все перепутать. Вместо перечисления всех мельчайших княжеств нам важно увидеть общую историю турецкого народа. Более того, надо сделать это при помощи метода, который дифференцирует и объясняет: Ак-Коюнлу – это не Караманиды, не Айдын и не Османы, Конья – это не Сивас, а Сивас – это не Бурса. Это не исключает того, что их истории присущи черты и взаимовлияния, общие для всех турок, и писать ее нужно с точки зрения взаимосвязей, которые напоминают моток шерсти из разноцветной пряжи.