Читать книгу "Снежный король - Ирина Котова"

— А тебе, — спросил он и аккуратно меня за руку сзади взял, — так со мной поговорить хочется?

— Да не очень-то, — ответила я сурово, на ладонь его покосилась и отбросила ее, — но ласковое слово всем приятно. Я стараюсь, стараюсь, вчера вон похлебку тебе царскую сделала, пятидюжинную, а в ответ — молчок?

— Какую-какую? — спросил Мерлин. А по голосу слышу — улыбается, злодей!

— Пя-ти-дю-жин-ную, — повторила я по слогам. — Это значит, что в ней пять дюжин инхридиентов!

— Какая сложная работа, — рассмеялся он, смехом затылок мне пощекотав.

Я от возмущения даже повернулась, в глаза его разноцветные уставилась.

— А скажешь — нет? Все пять дюжин запомнить — самое легкое! Главное меру в каждой травинке и специи знать! Чуть что не доложишь — и ешь потом, а будто чего-то не хватает, чуть переложишь — и один вкус все остальные забивает. Вот ты зелья свои варишь, должен понимать, а туда же!

Колдун улыбался, улыбался, и вдруг нахмурился.

— Постой, — говорит, — ты хочешь сказать, что шестьдесят ингредиентов для похлебки наизусть помнишь?

Я на него как на дурня посмотрела.

— Нет, — ответила язвительно, — на ходу выдумываю! Конечно, помню. Я первый раз под присмотром нянюшки готовить начала — мне и четырех годиков не было. Знаешь, сколько всего выучила уже? Батюшка, если какое блюдо новое в стране дальней или у купца иноземного попробует, уже знает, что мне нужно рецепту записать и привезти. И специи разные покупал, травы иноземные. Мне ж один раз понюхать, пощупать, и ввек не перепутаю, — все-таки похвасталась я.

— А пропорции помнишь? — поинтересовался он внимательно. — Меру, сколько чего брать, — пояснил, видя, что я не поняла.

— А-а-а, — я рукой махнула, — это, конечно же, помню. Но тут разве это главное?

— А что? — спросил колдун, улыбаясь. И прядь, упавшую мне на лицо, пальцами убрал.

— Гармоника вкуса, — ответила я наставительно и головой мотнула: не трогай, мол, не простила я тебя. — Бывает, по рецепте все сделаешь, пробуешь — а не то. Не хватает чего-то. Добавишь травинку или перчинку — и все, расцветает похлебка или каша, да так, что и в вирии подать не стыдно! Вот какая сложная наука! А ты носом крутишь.

И я пальцем перед его носом помахала укоризненно. А Мерлин на палец этот посмотрел и зачем-то спросил:

— А читать ты обучена?

Тут я окончательно рассердилась.

— Ты что же, — говорю, — совсем меня глупой считаешь? Я, конечно, не такая умная, как ты, и думаю медленно, но чтению и счету давно обучена. У меня ж батюшка — купец! Глаголицу нашу знаю, романское письмо, греческое, персиянское…

Я перечисляла, а у колдуна глаза все недоверчивей щурились. Книгу он какую-то подхватил, мне под нос сунул.

— Что тут написано? — говорит.

А почерк там мелкий, слова некоторые размыты, но вижу, что романское письмо, знакомое мне. Я пальцем водить стала и читаю.

— Возьми три меры мандрагоры молодой, когда месяц в стрельце будет, добавь полмеры тимьяна, в меду сваренного…

Тут я на колдуна взглянула — мол, убедился? А он головой покачал и велел:

— Дальше читай!

— …десятую часть меры на шерсть мышиную, помета нетопыриного полмеры…

Тут я вспомнила порядок, который у Бабы-Яги навела, и снова устыдилась. Но читать не перестала. Долго читала, раза в три тут было больше инхридиентов, чем в похлебке вчерашней царской. Закончила, наконец — аж язык пересох.

— А теперь повторяй. Наизусть, — Мерлин мне сказал и книгу отобрал, под мышку себе сунул.

— Странные у тебя забавы, свет мой ясный, — проговорила я с тревогой и лоб ему потрогала. Сначала ладонью, а затем, как положено, губами прикоснулась. — Да нет, — заключила, — горячки нет вроде.

— Ох, Марья, Марья, — с улыбкой покачал он головой, и я так от этого растаяла, что и забаве его противиться не стала. Ладонь ко лбу уже своему приложила, чтобы сподручнее вспоминать было, и начала перечислять:

— Мандрагоры молодой три меры, и чтобы месяц в стрельце был, полмеры тимьяна…

Я говорила, говорила, затем на него жалобно взглянула.

— А мне все повторять, да? Язык сейчас отвалится.

— Хватит, — колдун махнул рукой, а сам на меня с удивлением таким смотрит, что я загордилась. — Так ты же сплошь из талантов состоишь, Марья.

— А то, — сказала я и приосанилась. — Может, я и не так умна, как ты, но тоже кое-что умею!

— Ты не глупая, — ответил он рассеянно, о чем-то задумавшись. — Ты наивная и увлекающаяся. А усердия твоего на три ума хватит, только его контролировать нужно и прикладывать правильно. Ну-ка, — поднял Мерлин голову, — пойдем со мной.

— Куда? — испугалась я, еще не решив, похвалил он меня сейчас или обругал.

— Проверить я кое-что хочу, — проговорил он. — В мастерской моей.

Завел меня в комнату на вершине башни. Как и в прошлые разы, со всех сторон зелья разные или кипели, или булькали, или туманом разноцветным исходили, а по стенкам полок видимо-невидимо, и там места пустого нет от кувшинчиков, горшочков, мешочков, чем-то заполненных, плошек, пучков трав.

Сначала он эти горшочки и мешочки снимать стал, называть и мне давать трогать, нюхать и даже на язык пробовать. Половину полок попробовали, уж я умаялась, и проголодалась-то! А затем взял Мерлин с маленькой жаровни горшочек, в котором зеленое что-то медленно варилось, на стол поставил, ложку большую достал, меня к себе поманил. Я на ложку посмотрела, на горшок, и головой в ужасе замотала.

— Нет-нет, я хоть и не ученая, как ты, Мерлин сын Мерлина, а уж ты меня на всю жизнь научил, что не надо зелья пробовать!

— Да не бойся, — говорит он, — я тебе ничего опасного не дам.

— Не буду пробовать, — повторила я непреклонно и отвернулась.

— Значит, врала, — хмыкнул он вкрадчиво, — когда говорила, что на вкус можешь определить, что в похлебке есть, а чего не хватает?

— Так то похлебка! — возмутилась я. — А тут зелье твое! Попробуешь и в нетопыря обернешься какого-нибудь!

— В нетопыря не обернешься, — сказал колдун честным голосом и опять меня к себе поманил.

Я поняла, что не отвяжусь от него. Подошла, глаза зажмурила, рот открыла и с ложки все проглотила. А открыть глаза не смогла.

— Ну что, — со смешком поинтересовался Мерлин, — запомнила состав? Не бойся только, сейчас я тебя расколдую… это зелье окаменения.

А сам подошел ко мне со спины, и по голове меня гладит, и от рук его как мураши теплые разбегаются. Приятно, аж мурчать хочется. Надо злиться, а я млею.

«Ну, — думаю лениво, — только расколдуй. Я тебя так окаменею!»

Как двигаться смогла, глаза распахнула — Мерлин передо мной стоит. Я рот открыла, чтобы все высказать… и вдруг чувствую, что-то не так. Голову свою пощупала, ниже руками провела — а там волосы мои на месте! Пусть не ниже колен, как были, а до пояса, но это ж не растрепка моя короткая, которую никакими лентами в порядок не приведешь!