Читать книгу "Культура Древнего Египта. Материальное и духовное наследие народов долины Нила - Джон Уилсон"

Напротив, ценным качеством считалась способность говорить красноречиво, так чтобы можно было извлечь из своих слов выгоду. Когда визирь Птаххотеп попросил у фараона разрешение обучать его сына, чтобы последний мог занять место отца, царь ответил: «Обучи его прежде искусству говорить», а названо это обучение в итоге было «началом выражения хорошей речи… в обучении несведущего мудрости и правилам хорошей речи, к преимуществу того, кто будет слушать, и неудаче того, кто пренебрежет ими»[387]. Основная мысль, выраженная в истории о красноречивом крестьянине, заключается в том, что эффектную и смелую речь может произнести человек низкого ранга и что бедный крестьянин продолжал говорить просто потому, что фараон восхищался его речами[388]. Это соотносится с замечанием Птаххотепа о том, что «хорошая речь сокрыта сильнее, чем изумруд, но может быть обнаружена слугами, что трудятся на жерновах»[389]. Несчастный Хехеперрасенеб ворчал о том, как трудно молчать о своих тяготах[390]. Не устанавливала более ранняя теология и строгого культа молчаливой покорности. Когда красноречивого крестьянина попытались заставить замолчать, напомнив ему, что он находится рядом со святилищем Осириса, «господина тишины», он уцепился за возможность прокричать воззвание к богу: «О господин тишины, верни мне мои товары!»[391] В наставлении царя своему сыну Мерикаре времен Первого переходного периода высоко оценивается искусство красноречия: «Будь искусным в речах, и сила твоя будет [велика]. Меч – это язык, слово сильнее, чем оружие. Не обходят [обманывают] мудрого…»[392] В самом деле, независимый дух эпохи отводит исключительно важное место способности простых жителей говорить и действовать самим от своего имени: «отважный маленький человек, говорящий своими собственными устами и действующий своими собственными руками»[393].

Столь высокая ценность свободной и действенной речи может быть объяснена успешным и уверенным развитием культуры. Однако в эпоху Нового царства, в особенности на ее поздней стадии и в постимперский период, не мог существовать такой индивидуализм. Формы культурного самовыражения полностью изменились, свобода слова была ограничена, а высочайшей добродетелью стало дисциплинированное «молчание». Если заголовок и цель Поучений Птаххотепа подчеркивают, что с помощью красноречия можно обрести хорошее положение в обществе, то в названии и цели более поздних Поучений Аменемопе акцент делается на униженном положении Аменемопе, «истинного тихони из Абидоса», который сказал «своему сыну, последнему из детей, самому маленькому среди сверстников: «Открой свои уши и слушай, что будет сказано… Во времена словесных вихрей поставь свой язык на прикол»[394]. Там, где Птаххотеп побуждает смело наступать на оппонента в споре: «Не молчи, когда он злословит», Аменемопе советует отступить: «Не поддерживай спор с распаленным, не раздражай его словами… Пережди ночь прежде, чем говорить… Вспыльчивого человека в час его раздражения избегай и предоставь его самому себе. Бог знает, когда вернуться, чтобы [ответить] ему»[395]. Если Птаххотеп наставляет своего сына не позволять женщине «взять управление в свои руки», то в более поздних «Поучениях Ани» содержатся более сдержанные советы: «Не следи за женой своей в ее доме, если ты знаешь, что она знает свое дело… Присматривай за ней одним глазом, но храни молчание, и так ты сможешь выразить одобрение ее ловкости»[396].

Если в более ранних текстах о личной инициативе и самодостаточности говорилось: «Репутация человека не может быть меньше его достижений»[397], то, обретя новые формы выражения, египетские мудрецы стали советовать проявить пассивность и передать себя в руки богов. Не сражайся с тем, что недружелюбно тебе, но «пребывай спокойно в руках бога, и твое молчание повергнет их»[398]. Теологи настаивали, что боги отныне выше остальных качеств ценят униженное подчинение: «Остерегайся громкого голоса в доме, ибо боги любят тишину», бог также «больше любит молчаливого человека, чем того, чей голос громок»[399]. В классическом примере, в котором отразилось это новое качество, «истинно молчаливый человек» противопоставляется возбудимому и болтливому «вспыльчивому человеку», которого ждет скорый конец:

Что касается вспыльчивого человека храма,То он подобен дереву, растущему одному.В соревновании со временем оно теряет листвуИ находит конец свой на верфиИли затопляется вдали от родины,И пламя – это его погребальная пелена.Но истинный молчаливый человек держится вдали.Он подобен дереву, растущему в саду.Оно цветет и удваивает потомство;Оно стоит перед своим господином.Плоды его сладки, тень прекрасна,И конец его наступает в саду[400].

Классическая египетская система могла обеспечить индивидууму значительную свободу действия. Общий ход развития богатой и сильной культуры обеспечивал большое пространство для независимого суждения и инициативы простого египтянина. Они достигли кульминации в энергичном поиске успеха в эпоху Древнего царства, личной уверенности в Первый переходный период и начале Среднего царства, а также в развитии пытливого социального сознания, присущего тому же периоду. Навязывание беспрерывного ощущения неуверенности, характерное для времен завоевания Египта гиксосами, и потребности, характерные для страны в эпоху Нового царства, подавили этот дух и привнесли консолидированный детерминизм, который отсекал все индивидуальное именем богов. В Египте наконец воцарилась безусловная дисциплина, с самого начала характерная для Месопотамии – менее безопасной страны с точки зрения географического положения[401]. Отныне человек должен быть послушным и покорным, поскольку ему было твердо сказано, что он ничего собой не представляет, что он ничто без его богов. Появились покаянные гимны, основной мыслью которых было то, что человек греховен по природе своей, тогда как бог по природе своей милосерден, в более поздних дидактических произведениях говорится, что человек без бога беспомощен и обречен с самого начала. «Бог [всегда] удачлив, тогда как человек всегда неудачлив. Человек предполагает, а бог располагает». «Ибо человек есть [лишь] глина и солома, а бог – его строитель, и он сносит или возводит каждый день. Он делает сотню бедняков, если желает того, или делает сотню надсмотрщиков [?]»[402].