Читать книгу "Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи"

Сколько же из них вернутся, сколько останутся лежать на полях сражений?

В этой связи можно вспомнить Алексея Толстого, который писал в одном из своих произведений, — «русский народ любил ползать на брюхе перед кем угодно, — будь то царь, Ленин или Керенский…»Это не совсем верно. Спросите сегодня толпы людей, покончивших с советским игом, — хотят ли они вновь установления прежнего режима?

Но в то время, летом 1914 года, вся Россия, — стар и млад, — в едином патриотическом порыве выражали свое желание, свою исступленную готовность служить Отечеству.

Первые дни этой гигантской войны оправдывали наилучшие надежды, и люди в городах, и селах, и деревнях, затаив дыхание, ожидали хороших вестей с фронтов.

Генерал фон Раннекампф (несмотря на немецкую фамилию, он был русским) вступил со своей армией в Восточную Пруссию и там с ходу овладел несколькими немецкими укреплениями. Он успешно продвигался дальше на Кенигсберг.

Злобная ненависть против немцев клокотала в груди каждого русского. Лидеры революционеров, о которых было столько разговоров на различных собраниях, в светских салонах, и даже в армии, в составе делегации приехали к великому князю Николаю Николаевичу, только что назначенному верховным главнокомандующим, и торжественно поклялись ему, что до тех пор, покуда не будет одержана победа над Германией, в империи не произойдет ни одного революционного выступления!

Какие красивые, возвышенные слова, исходящие, несомненно, из глубины сердца этих русских патриотов-идеалистов, которые, однако, не понимали, что секретным оружием врага, немцев, были не их вызывающие ужас снаряды, не грозные дальнобойные орудия, и даже не смертоносный газ, который они могли применить, а коварные широкомасштабные политические маневры, тоже несущие смерть, — пропаганда раскола любыми средствами, включая шпионаж, измену, поддержку коммунистов, живущих за границей, в ссылке. Жена немецкого посла, графиня Пурталес, отличавшаяся своим беззлобным безрассудством, проговорилась, когда прощалась со своими санкт-петербургскими друзьями, отправляясь с мужем на родину. Она переходила от одного к другому и со слезами на глазах, едва сдерживая рыда- имя, умоляла всех членов аристократических семей как можно скорее покинуть Россию. Она была уверена, что очень скоро Россия изведает предсмертную агонию из-за ужасной революции. А подпольная деятельность немцев, направленная против России, продолжалась; ее цель была всем хорошо известна: любой ценой добиваться этого безумия, — уничтожения царского режима, вызывать любые беспорядки, братскую междоусобицу, чтобы уже больше ничего не опасаться!

Как же министры Николая II могли полагать, что они ведут войну с благородным противником?

В Москве патриотический порыв населения не был настольно велик. Если петербургская молодежь, даже дворяне со своим рыцарским духом отправлялись на передовую, то молодые московские коммерсанты предпочитали отсидеться или платить большие деньги различным высокопоставленным мошенникам, которые могли, используя свое влияние, направить их в медицинские части Красного Креста!

Императрица Александра, не теряя даром времени, организовывала лазареты, комитеты оказания помощи нуждающимся семьям. Она отказалась от всех светских развлечений, и ее близкие часто упрекали ее за то, что она нигде не показывается.

Ее рабочий день начинался с утренней службы в ее семейной церкви. В монашеском облачении сестер милосердия императрица подолгу работала вместе с двумя своими старшими дочерями, Ольгой и Татьяной, выполняя обязанности обычной медицинской сестры с таким же проворством и с той же скромностью.

Патриотический порыв, который охватил всю страну в начале войны, выдохся через несколько месяцев. Почему же успешное поначалу наступление фон Реннекампфа обернулось катастрофой?

В каждом русском доме, сельском очаге все люди с нетерпением ожидали добрых вестей, но их не поступало, и вскоре стало известно, что Германия захватила ту часть Польши, которая принадлежала России.

Начались самые ожесточенные, самые кровавые схватки. Но каждого убитого врагом русского солдата тут же на месте заменяли двое совсем еще юных бойцов, которые горели желанием послужить интересам русского императорского орла.

Незадолго до нового, 1915 года Распутин вновь приехал из своей деревни в Санкт-Петербург.

Из-за раны в животе он был вынужден отказаться от бурной ночной жизни, от похотливого разврата, который так смаковали все его хулители в подробнейших деталях. Он вернулся, и его первый визит к императрице был довольно многозначительным. С мрачным, вопрошающим видом он сказал:

— Матушка! Взгляни, какое черное небо над головой. И это не из-за декабрьского снега, окутавшего своим непроницаемым белым одеялом весь город. А потому, что мы с батюшкой не подчинились воле Господней…

Александра, застыв словно статуя, выдержала проницательный взгляд «старца»,

— Отец Григорий… Как же мы могли действовать иначе? Ты был далеко от нас, к счастью для тебя, от всех мук власти. Нужно было выполнять заключенные договора, поддерживать престиж короны, России…

— России, — эхом отозвался Григорий. — Россия никогда не нуждалась в войне, чтобы утвердить свое могущество…

Он все больше распалялся. Теребил узловатыми пальцами свою патлатую бороду:

— Если бы не эта собака Гусева, ткнувшая меня ножом в живот, в нужный момент я был бы здесь, и я бы вырвал из рук государя то проклятое перо, которым он подписывал указ о всеобщей мобилизации…

— Отец Григорий, не богохульствуй. Мой замечательный муж, мой горячо любимый Ники, лишь выражал желание всего народа, он сдержал слово, данное союзникам…

Распутин замолчал. Александра вся покраснела от волнения. Нет, она не плакала. Она доверяла Григорию, абсолютно доверяла, ведь это он спас ее ребенка от смерти, — но ей не хотелось демонстрировать перед старцем свою растерянность. Нужно было взять себя в руки.

— Отец Григорий, лучше помолись за успехи нашей армии на фронте… Война идет… Нужно ее выигрывать…

Григорий взорвался негодованием:

— Когда люди надругаются над любовью Божией, начинают убивать друг дружку, то не может быть ни победы, ни прощения. Война, матушка, самое тяжкое из всех преступлений. Богу угодно сократить покаяние, которого все вы заслуживаете, но для этого нужно как можно скорее покончить с кровавой бойней, которой нет оправдания.

Он входил в медиумическое состояние, исполняя свою миссию «ясновидящего», и теперь его уже нельзя было остановить, унять.

— Матушка, Россия стоит перед лицом большой катастрофы. Нужно ли тебе говорить, что меня не будет и не смогу я остановить совершаемых преступлений.

Александра, смертельно побледнев, молчала, не произносила ни единого слова. Сердце вновь у нее затрепыхалось, боли, которые вот уже несколько недель как утихли, возвращались, душили ее.

Император, который обычно днем никогда не входил в покои императрицы, вдруг неожиданно появился в дверях.