Читать книгу "Легенды Белого дела - Вячеслав Бондаренко"

Историки спецслужб до сих пор по-разному оценивают поступок Стауница. По одной версии, он действительно решил порвать с ОГПУ как минимум по двум причинам — у него начались романтические отношения с Марией Захарченко-Шульц, а в финансовых делах «Треста», которыми он ведал, обнаружилась крупная недостача. По другой — признания Стауница были частью игры ОГПУ, которая была призвана скомпрометировать Кутепова в глазах эмиграции и одновременно ввести в ее круги Стауница как своего.

Так или иначе, это был серьезнейший удар по репутации Кутепова. На совещании у великого князя Николая Николаевича он выслушал множество горьких для себя слов, особенно от Врангеля, который с самого начала не доверял «трестовикам». Как писал Врангель И. Г. Барбовичу[578], он заявил Кутепову, что тот «преувеличил свои силы, взялся за дело, к которому не подготовлен», и порекомендовал «после обнаружившегося краха его трехлетней работы от этого дела отойти»[579]. Однако интереснее всего тот факт, что заменить Кутепова, судя по всему, собирался… сам Врангель. Оспаривая версию об отравлении Петра Николаевича, автор изданной в серии «ЖЗЛ» биографии «Врангель» (2009) Б. В. Соколов пишет: «Нет никаких объективных данных о том, что барон в последние месяцы своей жизни пытался создать какую-либо организацию для деятельности в СССР и, соответственно, нет никаких оснований считать, что об этом стало известно в Москве»[580]. Однако всё обстоит как раз наоборот, именно в последние месяцы жизни Врангель и задумался о том, чтобы взять зарубежный «активизм» в свои руки.

В июле 1927 года по его поручению П. Н. Шатилов разработал подробный проект организации, которая занялась бы активной работой против СССР. Проект включал в себя «непрекращающиеся политические акции в отношении виднейших вождей нынешнего правительства», «нащупывание активных контрреволюционных элементов и образование среди них национальных ячеек», «искание связей с постоянным составом красной армии»[581], «установление ячеек в рабочей среде и связь с районами крестьянских восстаний» и «создание более крупных контрреволюционных центров с филиалами на местах»[582]. Причем кутеповские кадры и связи никакого отношения ко всему этому уже не имели, Врангель решил, что «работа в России должна начинаться с самого начала». Годовой бюджет организации оценили в 600 тысяч франков[583]. Так что вполне вероятно, что именно решение самому заняться «активизмом» и определило дальнейшую судьбу Петра Николаевича, поскольку его смерть в апреле 1928 года в возрасте 49 лет оказалась для всей русской эмиграции совершенно неожиданной и повергла ее в состояние шока. И хотя след ОГПУ в устранении Врангеля четко не прослеживался, многие современники барона (в частности, его родные) были убеждены в том, что его отравил брат денщика, который приехал из СССР и прогостил у Врангелей ровно день.

Но вернемся к Кутепову. Мысли об отходе от деятельности после разоблачения «Треста» у него действительно были (он всерьез собирался освоить столярное ремесло и работать в мастерской), но после того как великий князь Николай Николаевич не принял отставку, генерал все же переборол себя и продолжал отстаивать свою правду. Он даже нашел в себе силы выглядеть спокойно, что отметил в своем дневнике А. А. Лампе: «Сам Кутепов делает вид, что ничего особенного не произошло и что это неизбежно связанное с его работой недоразумение»[584]. Аргументы в свою пользу Александр Павлович сумел подобрать действительно серьезные: как раз в 1927 году обстановка вокруг Советского Союза накалилась до чрезвычайности, Великобритания разорвала с Москвой дипломатические отношения, всерьез обсуждался план военной интервенции в СССР, в которой должны были бы также принять участие Польша, Финляндия, Румыния и Прибалтийские страны, близилась первая «круглая» дата революции — десять лет. На этом фоне, по мысли Кутепова, следовало не сворачивать деятельность, а усилить ее, дав понять большевикам, что никакие «Тресты» не остановят борцов за Белую идею.

Кутепова услышали. В рамках РОВС было санкционировано создание Союза национальных террористов (СНТ) — боевиков, которые забрасывались в СССР уже не только с разведывательными целями, как раньше, но и для организации терактов. Причем в СНТ был принят и Стауниц-Опперпут, которому Кутепов почему-то поверил безоговорочно. Планы, составленные Стауницем, предусматривали активное использование бактериологического оружия, акты пиратства против советских судов, разрушение хлебных элеваторов и другие прожекты. Но летом 1927 года удалось осуществить всего две террористические атаки: в ночь на 3 июня Мария Захарченко-Шульц, Юрий Петерс и Стауниц-Опперпут попытались взорвать жилой дом ОГПУ по адресу: Малая Лубянка, 3/6, а 6 июня Виктор Ларионов, Дмитрий Мономахов и Сергей Соловьев забросали гранатами партийный клуб в Ленинграде на набережной Мойки, 59, убив одного и ранив 26 человек. Громкого резонанса в стране эти акции не получили, оказавшись в тени убийства советского полпреда в Польше П. Л. Войкова (7 июня). Группе Ларионова удалось уйти, Захарченко-Шульц и Петерс, будучи окружены чекистами на севере Белоруссии, после неравного боя покончили с собой, судьба Стауница-Опперпута точно неясна до сих пор (по официальным данным, он был окружен, «отстреливался из двух маузеров»[585] и погиб в 1927-м; по другой версии — схвачен в 1943-м немцами в оккупированном Киеве как глава советской подпольной сети и казнен). Следующие группы были заброшены в августе 1927 года — тройки под командованием Александра Болмасова и Сергея Соловьева, которые перешли в СССР с территории Финляндии, и тройка Николая Строевого, действовавшая из Латвии. Но их почти сразу задержали пограничники. 24 сентября «кутеповцев» судили в Ленинграде, четверых расстреляли, одного приговорили к десяти годам тюрьмы.