Читать книгу "Сбежавшая невеста - Хэстер Броун"

Ох, черт.

Лео медленно склонился ко мне, застегнул колье у меня на шее, мягко потерся носом о мое ухо, когда закреплял замочек из белого золота. Украшение холодило мою теплую кожу, крупная центральная подвеска угнездилась между моих грудей в нежном и чувственном стиле Нелл Гвин[64]. Пульс ускорился от прикосновения Лео, что в жестком корсете само по себе показалось лаской.

Лео отступил на шаг, оценивая результат, улыбнулся себе и раскрыл вторую шкатулку.

Я хотела сказать ему, чтобы он поторопился, – не потому что мы опаздывали, а потому что я хотела не спеша насладиться ощущением его пальцев. Но я прикусила губу и молча дрожала.

Он вынул из бархатных гнезд две бриллиантовые серьги и вдел в мои мочки сначала одну, затем вторую, где они и повисли, покачиваясь и впечатляя меня своим весом. Лео пришлось наклониться очень близко к проколотым дыркам, и его крахмальная белая рубашка задела мою приподнятую корсетом грудь, которую уже покалывала прохлада бриллиантов.

А затем он снова отступил на шаг и посмотрел на меня, склонив голову набок с восхищенной улыбкой. И хотя он надевал на меня украшения, я внезапно ощутила себя обнаженной, и меня окутало странное чувство благодаря этим драгоценностям с такой долгой историей.

Лео смотрел на меня, любовался, как картиной. Я не знаю, сколько там простояла, не говоря ни слова. Но я точно не могла спуститься к семейству Лизы на прием с шампанским. Только не с такой сладкой тягой, от которой дрожало все тело.

Он открыл очередную шкатулку и достал бриллиантовый браслет. Он молча протянул мне руку, и я подняла свою, правую, чтобы он застегнул браслет у меня на запястье. На левой руке у меня было обручальное кольцо, так что больше украшать было нечего.

Но затем он открыл последнюю шкатулку и вынул тиару с бриллиантовыми завитками зубцов в виде дубовых листьев и осторожно возложил ее мне на волосы. Она оказалась тяжелой, но заставила меня выпрямить спину, по которой пробежал холодок.

– Бриллианты, специально ограненные в Париже, чтобы сиять при свечах, – тихо сказал он. – Чтобы ронять крошечные капли света на твое прекрасное лицо под этими канделябрами. Первой их носила английская принцесса двести лет тому назад, но впервые их наденет такая красавица.

Мы стояли, не прикасаясь друг к другу, поглощая друг друга глазами, застыв в жестких вечерних нарядах, и воздух между нами потрескивал от такого напряжения, какого я еще в жизни не чувствовала. Оно было сильнее, чем даже в те долгие ночи, когда мы неторопливо исследовали друг друга в его роскошной кровати, и еще более сказочным вечером в темной кабине королевской яхты.

– Это платье прекрасно, – произнес он низким голосом. – Но бриллианты смотрелись бы лучше, не будь его на тебе.

И все. Я больше не смогла сдерживаться. Я не знаю, кто из нас двинулся первым, но нас привлекло друг к другу, как два магнита, и его губы принялись ласкать мой рот, мою напряженную шею, а я запустила пальцы ему в волосы, притягивая ближе, и только Богу известно, что могло бы произойти с моей прической, если бы не раздался громкий стук в дверь, после которого в комнате оказались Рольф и Джо.

– Ух ты! – сказал Рольф, когда мы отшатнулись друг от друга.

– Тебе бы стоило поправить помаду, – сказала Джо с несвойственной ей улыбкой.

– Ваша королевская сексуальность, – добавил Рольф.

Мы с Лео пропустили большую часть фуршета, потому что он учил меня латинскому тексту молитвы в пустой боковой комнате.

Он сделал пометки с паузами, заставил меня несколько раз перечитать текст, чтобы привыкнуть к произношению слов, но я все равно не знала, удастся ли мне не запнуться под всеми этими взглядами.

– Лео, – сказала я, не в силах себя остановить, – София специально это сделала?

– Нет. – Он произнес это слишком быстро, и я ему не поверила.

– Но ведь специально. Она хочет, чтобы я все испортила, так ведь? Она хочет, чтобы я глупо выглядела, и специально сделала так, что мне ничего не подошло на нашей фотосессии!

– Что? – мрачно взглянул на меня Лео, и я вспомнила, что ничего ему не рассказывала.

– Я не справлюсь, – внезапно сказала я. Разве не лучше было отступить, а не доказывать всем, что я не гожусь для публичных выступлений? – Пусть София прочитает молитву, она явно этого хочет. Не то чтобы я совсем не могла этого сделать, но мне нужно подготовиться, и…

Лео наклонился вперед и взглянул на меня – ну, не со злостью, но с нетерпением.

– Эми, я не хочу показаться снисходительным, но такие перемены планов – они случаются постоянно. Тебе просто нужно привыкнуть. Маме нужна ты, чтобы уравновесить все это дело с газетами. А если София тебе гадит, не доставляй ей удовольствия! Такова жизнь в реальном мире. Я знаю, что с растениями справиться проще, но здесь ничего не поделаешь, Эми.

Я молча смотрела на него, слишком боясь открыть рот, чтобы оттуда не вылетели слова, которых потом не вернешь.

Он посмотрел на меня, а затем на часы.

– Так что ты решишь?

– Ты к этому привык! – прошипела я. – Я не привыкла. Я не могу вот так…

– Тогда не делай, – прошипел он в ответ. – Дай сюда.

Он попытался выхватить у меня листок, но внутреннее упрямство заставило меня его не отдать.

– Ладно, – сказал Лео, и его взгляд стал жестким. – Я не собираюсь принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. Но я должен сказать кому-то, что…

– Я это сделаю, – в ярости ответила я. – Я… чтоб его… это сделаю.

Лео слегка расслабился, чего я себе не позволила. Я не знала, к чему все это приведет, но почувствовала, как что-то изменилось.

Когда мы вошли в фуршетный зал, произошли две вещи одновременно – разговоры у двери прекратились, поскольку все уставились на меня, а затем Лиза подхватила Лео под руку и увела его прочь для беседы с разными европейскими знакомыми.

Я осталась одна, и если бы Джо не спасла меня, завопив от радости, простояла бы у двери в течение всего фуршета. Но Джо находилась в родной стихии, она сновала между беседующими, как золотая рыбка в море пингвинов. Я никогда не умела как следует представляться, поэтому каждый раз меня представляла она, с той же легкостью, словно мы были на вечеринке в Фулхэме; но я, в растрепанных адреналином чувствах, не успевала следить за сменой тем разговоров.

Я даже передать не могу, насколько пусто становилось в голове всякий раз, как кто-то задавал мне вопрос. Полный вакуум. И чем больше на меня смотрели, ожидая какой-то умной реплики, тем громче звенело в голове, тем чаще я отпивала из бокала, чтобы заполнить неловкие паузы. Впервые виноват был не «вечериночный паралич» – все было гораздо сложнее.