Читать книгу "Дом аптекаря - Эдриан Мэтьюс"

Рут положила телефон в чехольчик и заглянула к Лидии. Старушка еще спала. Во сне она ворочалась и пускала газы. В комнате пахло формальдегидом.

Захватив коньки, Рут вышла из дому.

За каналом в окнах первого этажа дома Скиля горел свет. Шторы не были задернуты, и пока она стояла, оборачивая вокруг шеи шарф, в одном из окон появился Скиль, точнее, его голова.

Рут замерла и прищурилась.

Зрелище было странное и даже немного сюрреалистическое — неподвижная, слегка наклоненная голова на подоконнике. Скиль не шпионил за ней, он даже не смотрел на дом Лидии. Наверное, просто любовался вечерним небом.

Рут задержалась, вдыхая смешанный аромат вереска и наперстянки, вглядываясь в медленно густеющее, темное, с оттенком индиго, небо, нависающее над резным парапетом остроконечных крыш. Перейдя на другую сторону улицу, она прошла вдоль Кейзерсграхта, спустилась по стертым каменным ступенькам к замерзшей глади канала и, опустившись на нижнюю, надела коньки и туго затянула шнурки.

План был прост.

Зная, что мистер Периодическая Таблица, он же Одноногий Джон Сильвер, будет ожидать ее на мосту, Рут решила преподнести ему сюрприз: во-первых, появиться из-под моста, а во-вторых, не с севера, от пересечения канала с рекой Амстел, а с другого направления, сделав круг через Лейдсеграхт и Сингелграхт. Таким образом она получит какое-никакое тактическое преимущество: увидит врага на секунду раньше и, может быть, успеет собраться и даже определить модель поведения. «К тому же, — рассуждала Рут, — уж если тебе выпало приключение, то почему бы не получить от него всю порцию удовольствия?»

Иллюзий она не питала.

Какой вариант гамбита ни выбирай, результат будет один.

Канал не каток — здесь надо быть осторожным. Вмерзший в лед мусор представляет немалую потенциальную опасность для размечтавшегося конькобежца. От барж и арок к берегу протянуты цепи и кабели, да и поверхность льда часто напоминает грубо обтесанный кварц. В дополнение ко всему прочему детишки нередко бросают палки, камни, банки, велосипедные колеса и тому подобный хлам, который почти всегда остается неубранным. К счастью, свет уличных фонарей позволял вовремя замечать затаившиеся в густой тени барж, домов, машин и берегов препятствия и прокладывать безопасный маршрут по чистому фарватеру.

Рут катилась легко, широким, неспешным шагом, в полном соответствии с освященной временем традицией, сцепив руки за спиной.

Снизу город предстал в иной перспективе, и Рут, подобно подслеповатому, пробившемуся сквозь прихваченную морозом тьму обитателю подземелья, с удивлением обнаружила населенный чужаками дивный новый мир.

Взгляд ее ухватывал мимолетные картины в освещенных иллюминаторах — читающий газету мужчина, расчесывающий собаку мальчик; слух ловил странный, глуховатый звук, с которым коньки резали лед, — похожий звук получается, если водить лезвием по точильному камню.

Ловко выбросив правую ногу, Рут свернула в Сингелграхт и помчалась дальше: мимо фасада театра «Де ла Мар», под мостом, мимо Лейдсеплейн с сияющими, подобно алмазным фонтанам, люстрами казино и наконец мимо угрюмого, тяжелого фасада Государственного музея. Она состроила ему гримасу, как будто надеялась получить в ответ хотя бы улыбку, но он не дрогнул, то ли не поняв шутки, то ли просто не заметив ее.

Я здесь работала…

Проезжая старую пивоварню «Хайнекен» и Нидерландский банк, Рут почувствовала, что недавняя беззаботность и индифферентность уступают место нарастающему ощущению приятного напряжения и сосредоточенности. Кожу пощипывало и покалывало, как бывает, когда прикасаешься к дверной ручке или пожимаешь кому-то руку после того, как потрешь ладонь о нейлоновый коврик.

Она была готова к приключению. Она чувствовала себя безрассудной, бесстрашной и непобедимой.

Неужели это все адреналин? Внутренний голос — голос умудренной жизнью, практичной Рут — призывал к осторожности, но другое существо, незнакомое, бесшабашное, гуляющее в ней подобно весеннему ветерку, не желало ничего слушать.

Жизнь хороша! Жизнь — сила!

Не поддаться этому восхитительному порыву было невозможно.

И вдруг канал расширился, берега отступили, и перед ней развернулся широкий, как усыпанное звездной пылью небо, Амстел.

Катиться посередине реки было рискованно. Под внешне гладкой поверхностью могли таиться смертельно опасные ловушки, да и сам лед мог не выдержать ее веса. Дополнительным предупреждением служило отсутствие других катающихся.

Рут взяла поближе к берегу, к прижавшимся к набережной баржам, время от времени, когда под ногами начинало потрескивать, хватаясь за ржавые болты и прочие выступы. Накопившаяся в ногах усталость отдавалась болью в коленях и лодыжках. Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, ступившей на лед в семь лет, когда отец подарил ей первые коньки. Вспыхнувшая с необыкновенной яркостью картинка осветила самые темные уголки памяти, явив, казалось бы, давно и прочно забытые детали.

К подъемному мосту Магере Рут добралась со скоростью ползущей по улице старушки. Белые опоры деревянного сооружения напоминали в темноте выбеленные временем кости. Над головой проходили люди. Под красным сигнальным фонарем остановились, залюбовавшись видом, парень и девушка; их теплое дыхание оставляло в воздухе белые комочки пара.

Рут отступила в тень и скользнула взглядом по мосту и набережной, отыскивая подозрительного одиночку.

Такового не оказалось.

Она прошла под мостом к другому берегу и снова осмотрелась. К сожалению, угол обзора был слишком мал, так что ей удалось рассмотреть только неясные силуэты. Люди наверху, наверное, видели ее лучше, чем она их.

Рут подкатилась к ближайшим ступенькам, стащила ботинки с коньками, убрала их и переобулась в сапожки. Возвращение в мир пешеходов далось нелегко — ноги гудели от усталости, да и понижение в статусе сказалось на моральном духе. Сердце колотилось резко и часто, как будто в груди у нее завелся резвый мальчишка-барабанщик.

От напряжения и тревоги ее стало подташнивать.

Волны беспокойства подмывали уверенность.

В нескольких метрах от моста, на перекрестке Сарфатикаде и Керкстраат, выехав двумя колесами на тротуар, припарковался белый «фиат-панда». Смитс по крайней мере сдержал слово. Окна запотели изнутри, и только на боковом стекле, со стороны водителя, виднелась крохотная прогалинка. Было бы неплохо подойти, переброситься парой слов, но этого Рут себе позволить не могла.

Где-то пробило десять. Ее часы спешили на пять минут. Она отвела стрелку и прошла на середину моста, вглядываясь в лица прохожих, как делает человек, пришедший на свидание с незнакомцем и ловящий в толпе ответный выжидательный взгляд.

Все фонарные столбы и арочные опоры на мосту были оклеены афишами, приглашающими горожан на цирковое представление в «Театр Карре», ярко освещенное здание которого выделялось на темном фоне противоположного берега Амстела. Около четверти одиннадцатого спектакль закончился, и на улицу выплеснулись зрители, преимущественно семьи с детьми. Повсюду появились яркие шары. У многих в руках были пластиковые факелы с разноцветными флуоресцентными волокнами, похожими на покачивающиеся травинки.