Читать книгу "Восточная стратегия. Родом из ВДВ - Валентин Бадрак"

Когда они ехали последним автобусом в Черкассы, еще непривычно обнявшись, и Игорь ощущал на своем плече склоненную с обескураживающей искренностью головку, он думал лишь об одном: имеет ли он моральное право предложить этой доверчивой девочке разделить с ним небезопасную жизненную тропу. Вправе ли он вытащить ее в полувоенную Гянджу с суровыми ветрами, пещерным бытом и племенными нравами? В трехкомнатную квартиру без воды, с иллюзорными удобствами избушки на курьих ногах, где живут в одной комнате, вторая служит кладовой, а третья – уборной со сменяемыми ведрами? Игорь поморщился от этой мысли; ему неприятно было даже мысленное пересечение воздушно-белой романтики с грязным исподним жизни. Но он-то уже познал прикосновение к уродливой, изломанной, исковерканной, омерзительной реальности! И что, он изменился, хуже стала его душа? Нет, нисколько! Но тогда должна же отыскаться в этом хаотическом, потенциально апокалиптическом мире еще хоть одна душа, способная разделить с ним кусочек пространства на обочине этого мира… Ведь если даже они мелкие песчинки Вселенной, то и в этом случае должна существовать какая-то зацепка, иначе зачем они явились в мир?! Игорь был полон тревожных мыслей, но что-то подсказывало ему, что если какая-то близкая ему, готовая к терпению душа и существует на свете, то это как раз она кротко расположилась рядом. И это ощущение сказывалось на его отношении к девушке. В те несколько дней, отдающих сказочной вечностью, он долго подыскивал ключевое определение ее характера. Но все оказывалось тщетным, отражало ее суть лишь частично. И вот теперь, когда он трясся в полупустом автобусе, перед глазами само собой с оптической точностью высветилось слово «надежность». И он был очарован этим словом не меньше, чем таинственным теплом ее тела…

6

С какого-то неуловимого момента они начали стремительно нестись навстречу друг другу. Как две охваченные пылким жаром кометы. Игорь не знал, отчего так происходит, но однажды его пронзила смутная догадка: они оба искали любви и были готовы к ней. И сумели обрести это чудо, когда представился случай. Да и вообще, была ли это любовь? Он не был до конца уверен, потому что не мог бы дать точного определения этому чувству. В конце концов он пришел к выводу, что это не так уж важно. Как профессиональный военный, как командир, капитан Дидусь привык принимать ключевые решения в ограниченном временном диапазоне. И то, что сформирвалось внутри него в отношении Оксаны, было простым и неуемным, как аппетит изголодавшегося человека. Больше всего Игорь дивился тому, что в Оксане напрочь отсутствовало требовательное эго, она не стремилась, подобно ему, завоевать мир. Она хотела лишь дополнить собой и расширить мир его представлений и ощущений. В своих чувствах к нему она была настолько смиренна и по-монашески жертвенна, что порой ему становилось стыдно за то, что у него есть определенная жизненная цель, линия жизни вообще. Ей же достаточно было тихого созерцания и таких беззвучных, лишенных слов поступков, напоминающих, что она живет для него. Как-то, долго задумавшись над этим свойством, Игорь пришел тогда к заключению: это высшая мудрость любви и высшая миссия женщины. Находиться с мужчиной рядом и не мешать ему двигаться к цели. Уже много позже он открыл в ней неожиданную нежность, о которой даже не подозревал вначале.

Все свершилось, как должно было свершиться. Просто, жизненно и стихийно. До конца отпуска оставалась неделя, второй курс у нее был позади, на горизонте не проглядывало никаких иных помех, кроме сверкающих льдом вечных гор Кавказа. И тогда, взяв ее за плечи и заглянув в глаза, Игорь спросил предельно просто: выйдет ли она за него? И тут же добавил, возможно, очевидную глупость: это означает, готова ли она ехать в дебри, в кислую пустыню, которая бывает или немыслимо холодной, или безумно горячей; где ничто не напоминает о приближении XXI века? Она подняла библейские глаза и только улыбнулась мягкой, славянской улыбкой, какую он видел когда-то в церкви на иконах. «Святая, – пронеслось у него в голове, – эта выдержит все те испытания, которые выпали и еще выпадут на совместную долю». А она даже не ответила «да», просто прижалась всем телом к нему и спрятала лицо у него на груди. Когда же он наконец увидел ее влажные от слез глаза, почему-то вспомнил, как его вызвал командир полка на беседу перед утверждением в должности командира батальона. Разговор был тогда, собственно, ни о чем, просто кэп прощупывал его, так сказать, на прочность. Сможет ли удерживать бразды правления при более старших, более опытных офицерах? Беседа шла гладко, и только в одном возникла заминка. Когда Игорь заметил, что все в жизни все равно будет, как предписано, предначертано свыше. Командир полка нахмурился, мгновенно погрубел. «Запомни, капитан, на всю дальнейшую службу. Ничто в нашей жизни не предопределено! Мы сами своими намерениями, своей волей можем все перевернуть с ног на голову и обратно! И только, если ничего не будешь предпринимать, если недостаточно окажется твоего упорства, вот тогда только все и пойдет по предписанию свыше». То, о чем они говорили до и после этих слов, оказалось не так важно. Его утвердили в должности комбата. Но Дидусь запомнил встречу прежде всего благодаря новой формуле. Много раз он примерялся к ней, проверял ее точность и с удивлением обнаруживал, что, действительно, ничто в нашей жизни не предопределено. Изумлялся, откуда командир полка, не самый образованный мужлан, извлек эту мудрость, это, кажется, главное жизненное правило. И вот опять, когда его жизненный выбор состоялся, в ушах отчетливо застучали, будто выбиваемые морзянкой, слова: ничто в нашей жизни не предопределено! Оксана же совершенно сбила его с толку, когда, пристально посмотрев на него, произнесла: «Я думаю, мне с первых мгновений казалось, что мы должны быть вместе. Как будто это было предначертано свыше…»

Глава девятая

(Чечня, Старые Атаги, май 1995 года)

1

Колонна, хрипя захлебывающимися двигателями, медленно ползла к перевалу. С брони майор Дидусь настороженно щурился на низко повисшее солнце, необычайно яркое и подозрительно холодное для конца мая. Оно казалось большой желтой лампой на темно-голубом, почти синем потолке неба. Если бы не вездесущая дизельная отработка, вызывающая во рту неприятный кислый привкус, можно было бы насладиться сочным воздухом горного неба. Такое порой удавалось ранним утром или в тиши ночи, и Игорь Николаевич точно знал, что этим воздухом можно даже напиться, как водой из колодца в украинском селе. Да и гордо вылезшая и налившаяся весенним соком трава выглядела роскошно и радовала глаза своей зеленью.

Опытный, матерый уже командир батальона искоса поглядывал на врезавшиеся в почти космическую синеву ледяные пики, которые выглядели издалека молчаливыми седыми призраками, присматривающими со своих мрачных высот за беспокойными людьми. Он невольно подумал о малыше, оставленном с женой непостижимо далеко отсюда, и тяжело вздохнул. Как там его Антоша, ведь скоро годик, а он видел его лишь несколько дней во время короткого отпуска? И может больше не увидеть вовсе… От этого неконтролируемого полета стремительной мысли внутри все похолодело. «Прочь! Ты должен думать только о том, что происходит в данный момент! Ты – командир! И ты сам пришел сюда!» И майор усилием воли переключил внимание на колонну и горы. Но мысли все равно не оставили его насовсем. Вот уже настал 95-й год, и ничто не меняется: люди либо воюют, либо, не скрывая, готовятся к войне. Сколько кровопролитий видели эти надменные хребты за свой бесконечный век, удивляясь, что человек так и не угомонился, так и не повзрослел за тысячелетия. Глубокие борозды морщин, образованнные черными хребтами и темно-серыми бездонными провалами ущелий, словно укоряли в тщетности и мелочности борьбы, напоминали о бесполезности самой войны. И все же, несмотря на не оставляющее ни на минуту беспокойство, в этот момент Игорь Николаевич был вполне удовлетворен и чувствовал себя тут, на юге Чечни, хозяином. Правда, комбат отдавал себе отчет, что это чувство ситуативное, временное, и еще спокойнее ему было бы за перевалом, который рассчитывал пройти к одиннадцати. Или хотя бы к половине двенадцатого. Тогда точно оказался бы вне зоны риска. Уж очень ненадежный народец тут – неустрашимый, мстительный и исключительно злопамятный. И если попал на заметку, за тобой непременно будут охотиться, пока не пришибут. Независимо от должностей и званий. А они, все участники операции в горной Чечне, немало лишнего натворили тут, угробили мирных жителей столько, что им точно не простят… Игорь Николаевич слишком хорошо изучил непримиримых, непокорных горцев. С ними надо было изначально договариваться, а не вести подрывную деятельность, приемлемую для борьбы на территории чужого государства. Теперь он не мог не понимать, что россиян ждет месть. Рано или поздно это случится, и это ощущение было устойчивым и неприятно въедливым, как дым от костра, вызывающий удушье и слезы. «Что ж, война есть война. Лес рубят – щепки летят», – успокаивал себя командир батальона.