Читать книгу "Семейная книга - Эфраим Кишон"

С гуманитарной точки зрения она права. Однако иногда я все же жалею, что Макс не летает.

Однажды Ранана подхватила грипп, и попугай начал кашлять. Он вообще очень привязан к моей дочери, и это чуть было не привело к гибели живой души в Израиле.

Когда Ранана остается дома одна, она имеет обыкновение своим тоненьким голоском спрашивать «Кто там?», дабы не открывать дверь чужим. В ту туманную среду Макс сидел один дома. Наконец-то это закомплексованное существо осталось без публики…

В 17.00 прибыл и позвонил в дверь хозяин прачечной, принесший белье. Он тут же услышал изнутри тоненький голосок девочки:

— Кто там?

— Это из прачечной.

— Кто там? Кто там?

— Прачечная!

— Кто там?

— Прачечная!

Он барабанил в дверь кулаком свободной руки, падал наземь, звонил и орал, как ворона: «Прачечная!!!» Макс с олимпийским спокойствием повторял вариацию на заданную тему. О продолжении этой драмы у нас информации нет.

Когда в 19.00 мы вернулись домой, то нашли наш садик окруженным трусами. У дверей валялась пустая корзина, а вокруг лежало белье, разбросанное, как еврейство в изгнании. В то время, как выяснилось позже, хозяин прачечной уже был на обследовании у дипломированного врача.

Мы осторожно приоткрыли дверь и слышим громкое:

— Прачечная! Прачечная! Прачечная!

С тех пор наблюдается некоторый прогресс:

— Макс. Скажи. Гав-гав. Кто там? Прачечная.

Репертуар весьма случаен. Однако в сопровождении лая получается неплохо. Да, ведь именно поэтому мы и рассказываем теперь всем эту замечательную историю — она стоит того! Итак, в счастливые времена Кэмп-Дэвида мы, как и все, валяемся у телевизора, наблюдая за мирным процессом, долгим, как еврейское изгнание от Вашингтона до Эль-Ариша, за множеством речей и лозунгов. И вот позавчера вечером Макс таки сломался.

— Шалом, — закричал он тонким голоском, — шалом!

Мир то есть.

С надлежащими вибрациями в голосе. Наш попугай стал голубем. Он готов призывать к миру в любую минуту и без конца. Шалом! Мир! Мир сейчас!

Мы просто счастливы. Мы посылаем поздравительные телеграммы премьер-министру, президенту Садату, Джимми Картеру и старику Мазлеговичу.

Связь с домом

Местный житель на чужбине частенько теряет связь с родиной. Порой он бросает взгляд на карту Синая на экране ТВ или получает от кого-нибудь израильский еженедельник двухнедельной давности или письмо с известием, что в следующий раз напишут больше. Вот и все. Разумеется, остается еще телефон. Этот совершенный прибор соответствует всем легитимным требованиям. Он позволяет осуществлять мгновенную связь с семьей, живую, освежающую сердце и довольно-таки дорогую. Очень дорогую. Например, из Нью-Йорк-сити каждая минута разговора с домом обходится в полновесных восемь долларов. А, была не была!

Глава семьи, находящийся на чужбине, глубоко дышит, поднимает трубку в своем маленьком гостиничном номере и уверенным пальцем набирает 009723. Ту-ту-ту, отвечает замечательный прибор. Я поговорю с женой лишь о неотложных проблемах, говорю я себе, дабы не растрачивать все наши средства на один разговор. Дома все в порядке? Дети здоровы? Слава Богу! У меня все нормально, дорогая, я постараюсь вернуться пораньше, пока не плати городской налог, еще есть время, целую, все. Три минуты максимум, все в интенсивном сокращении…

Оп!

— Алло! — щебечет из-за океана тоненький знакомый голосок. — Это кто?

Это моя маленькая дочь Ранана. На сердце теплеет.

— Привет, доченька, — ору я в трубку, — как дела?

— Это кто? Алло!

— Это папа!

— Что?

— Папа, папа говорит, мама дома?

— Это кто?

— Папа!

— Мой?

— Да, это твой папа говорит. Позови маму!

— Минуту… папа, папа…

— Да!

— Как дела?

— Хорошо, где мама?

— А ты сейчас в Америке, да, правильно, что ты в Америке?

— Да, надо спешить…

— Ты хочешь с Амиром поговорить?

Я должен, иначе он обидится.

— Ну хорошо, только быстро, до свидания, доченька!

— Что?

— Я сказал — до свидания.

— Кто это?

— Дай мне Амира!

— До свидания, папа!

— До свидания, доченька, до свидания!

— Что?

— Дай мне Амира, черт побери!

— Амир, ты где? Тебя папа ищет. Амир!

Вот так прошло семь полновесных минут. Зачем детям позволяют подходить к средствам связи? Где этот рыжий дурачок? А-м-и-р!

— Алло, папа?

— Да, сынок, как дела?

— Хорошо. А у тебя?

— Хорошо. Все нормально, Амир?

— Да.

— Хорошо.

Небольшая пауза. Вроде бы обо всем поговорили, по-моему.

— Папа.

— Да.

— Ранана хочет с тобой поговорить.

Перед моими глазами возникает огромный счетчик, как в такси, и цифры бегут в нем как сумасшедшие — щелк 860 лир — 869–932 — щелк…

— Папа, папа…

— Да.

— Вчера… вчера…

— Что вчера?

— Вчера… погоди… дай мне с папой поговорить! Папа, а Амир меня все время толкает…

— Позови маму быстренько!

— Что?

— Подожди… вчера..

— Да, я слушаю. Ну, так что случилось вчера, что вчера случилось?

— Вчера Мошик не пошел в сад…

— Где мама?

— Что?

— М-а-м-а!

— Мамы нет дома. Папа… папа…

— Ну что?

— Ты хочешь поговорить с Амиром?

— Нет, не нужно, до свидания, доченька.

— Кто?

— Ц-е-л-у-ю.

— Вчера…

Вдруг связь с домом оборвалась. Может, я коснулся вилки или что-то в этом роде. Дыхание немного с присвистом, остекленевший взгляд, пульс колотится. Этот чертов аппарат весело звонит. Вежливый голос телефонистки:

— Мистер Китчен, с вас сто шестьдесят долларов семьдесят центов.

— Спасибо, мисс!

Радости зрелого возраста

В последние дни, а точнее — сегодня утром, у меня возникло подозрение, что я уже не юноша. И не то чтобы меня внезапно удивил собственный день рождения. Это, в общем-то, не такое большое событие для меня, бывали у меня уже дни рождения, так что теперь они на меня никакого впечатления не производят. Что меня беспокоит, так это чрезмерно раздутое, я сказал бы даже, нереальное количество этих дней рождения. Они не имеют никакого отношения к моему аутентичному возрасту — с чего бы это мне вдруг пятьдесят? Никогда раньше мне не было пятьдесят, я всегда был намного моложе. Это чья-то прискорбная ошибка, в управлении регистрации граждан должны об этом позаботиться. Насколько я могу судить, мне только что исполнилось тридцать, точнее, в конце ноября мне будет где-то двадцать восемь-двадцать девять или что-то в этом роде. Так чего они от меня хотят?