Читать книгу "Ересь - С. Дж Пэррис"

Меня вытащили на другую площадку; слуга бросил меня на пол. Джером вскоре спустился, а вслед за ним София, в порванном платье, с бледным и опухшим лицом. Она бросила на меня последний взгляд — одновременно сочувственный и взывавший о сочувствии.

— Свяжите его, — коротко распорядился Джером. — Принесите веревки и тряпку, чтобы заткнуть ему рот. Можете оставить его со мной, никуда он не денется.

Слуга что-то хрюкнул в ответ и выпустил мою руку; она болела так, что ни согнуть, ни разогнуть. Как только слуга скрылся за дверью, Джером вплотную приблизился ко мне, держа наготове нож.

— Пойдемте, Бруно, я кое-что вам покажу, — чуть ли не с улыбкой пригласил он. — Только не осложняйте свое положение, не пытайтесь бежать. А то придется причинить вам боль, а мне бы этого вовсе не хотелось.

Он указал на противоположную дверь, которая вела в восточную башню — ту самую, где Джером и София прятались перед нашим злосчастным приездом. За дверью оказалась комната с шестью высокими окнами — по числу стен. Но была тут и низкая дверь, а за ней крошечная комната с низким потолком — вероятно, прежде она служила кладовой, а то и нужником, но теперь была совершенно пуста: только светлые кирпичные стены да глиняная плитка под ногами. В противоположном конце комнаты была ниша, высотой примерно с дверь; судя по ее размерам, здесь некогда помещался алтарь. Джером навалился на стену этой ниши и сразу быстро отскочил: бесшумно поднялся скрытый под плитками пола люк. Я невольно восхитился работой инженера, который сконструировал и изготовил этот замечательный механизм: крышка люка была выполнена из двух цельных дубовых досок, толщиной сантиметров тридцать каждая; когда она была опущена, плитки пола ее полностью скрывали, и никто, даже простукивая пол, не определил бы, что внутри пустота.

— Добро пожаловать в мое убежище, — гостеприимно махнул ножом иезуит. — Даже среди слуг мало кто знает о нем, тайник невозможно обнаружить. И там на редкость уютно — убедитесь сами.

— Работа мастера Оуэна? — вздохнул я.

Джером покосился на меня.

— Да уж, Бруно, много вы успели разузнать за считаные дни. Вопрос в другом: много ли вы успели передать по начальству?

— Я вас не понимаю, — упирался я.

Джером нетерпеливо прищелкнул языком, но тут на лестнице послышались торопливые шаги, и крепыш-слуга вернулся с длинной веревкой.

— Свяжите ему руки, — распорядился Джером, поднося нож чуть ли не к моему носу. — Да понадежнее, этот малый и в мышиную норку проскользнет. Не сопротивляйтесь, Бруно, тогда вам не причинят боли.

Я и не сопротивлялся; после всех событий этой ночи у меня не осталось сил для сопротивления. Левое плечо грубиян слуга мне чуть не вывернул из сустава; оно, казалось, вовсе не принадлежало мне и только резкая боль временами напоминала о том, что плечо все-таки тоже часть моего тела. Я выставил руки вперед — уже знакомое движение: второй раз за ночь мне их связывают.

— Оставьте мне веревки, позовите кого-нибудь себе в помощь и уберите все следы нашего присутствия. Ищейки скоро явятся, подготовьте все, — приказал Джером слуге. — Да поторопитесь. Я здесь все закончу сам. София, иди к леди Элинор, попроси распорядиться, чтобы для нас седлали лошадей. Мы с тобой едем в Абингдон, у меня там есть люди, которые проводят тебя на корабль. А ты… — Резким ударом между лопаток он подтолкнул меня ко входу в убежище. — Полезай!

Я понял, что любезности кончились. София медлила, опасаясь оставлять меня в руках своего милого иезуита.

— Джером, не обижай его, он был ко мне добр.

— Еще бы, — с каменным лицом отвечал Джером.

Я присел на краю люка — очень сложно было без помощи рук удерживать равновесие — и кинул прощальный взгляд на белое, будто мрамор, лицо Софии. Связанными руками с трудом нащупал края люка и неловко протащил свое тело вниз. Джером помог мне — подтолкнул, да так, что я тяжело рухнул прямо на искалеченное плечо, ударившись о кирпичный пол. Джером протиснулся следом за мной ловко, словно кошка. В правой руке он еще и свечку держал, а веревку и тряпку для кляпа перекинул через плечо.

Мерцающее пламя свечи выхватило из темноты довольно-таки просторное помещение, вырубленное на стыке восточной башни с восточным крылом дома. Человек мог здесь выпрямиться во весь рост, имелась и деревянная скамья для отдыха и сна. Под скамьей стоял маленький дубовый сундучок, окованный железом.

Я кое-как поднялся на ноги. Джером поставил свечу на пол и указал мне на скамью; я захромал к ней и присел, благодарный даже за эту короткую передышку. Моя клаустрофобия давала о себе знать — дыхание сделалось частым и неровным. Я прекрасно понимал, что, как только иезуит вылезет отсюда и задвинет за собой люк, оставив меня в одиночестве, я вовсе задохнусь. Джером посмотрел на меня с каким-то непонятным чувством — хотелось бы надеяться, что это была жалость, — и, как мне показалось, смущенно затеребил веревку.

— Вам тут плохо, — заметил он, глядя на мои судорожные вздохи. — Мне тоже не по себе, когда приходится сидеть тут, будто в склепе, но что поделаешь. Однажды во время рейда я просидел здесь четыре часа! — При воспоминании об этом он вздрогнул.

— Полагаю, если альтернатива — позволить выпотрошить себя, как рыбу, так предпочтешь посидеть в тесноте.

Джером тусклой улыбкой подтвердил справедливость моих слов. Затем, враз посерьезнев, он присел передо мной на корточки и заглянул в глаза.

— Что вы сделали с письмами, Бруно? Я должен это знать. Кому еще вы рассказали обо мне?

— Я уже говорил: бумаги у меня в комнате. О том, кто вы на самом деле, я догадался только этой ночью и никому не успел рассказать.

— А я вам говорю, это ложь! — В нетерпении он снова вскочил на ноги. — Ладно, как хотите. Дженкс все равно вырвет у вас признание, он в этом ремесле преуспел не хуже королевских палачей. — Кинув на меня многозначительный взгляд, Джером продолжал: — Чтобы сохранить мой секрет, люди шли на смерть. Если вы кого-то навели на след, мне и моим друзьям необходимо знать, откуда ждать беды.

— Трех человек убили при мне в Оксфорде, и я пытался выяснить, кто это сделал. Я вовсе не собирался искать католических попов.

— Вот как? — Он внимательно поглядел на меня, приподняв свечу, — пламя подсветило его лицо, и все оно казалось мраморной маской. — Католическая церковь покушалась на вашу жизнь, а вам даже не хочется отомстить? А протестанты вам еще и деньги заплатили за ненависть к Риму.

— Нет, — спокойно отвечал я. — Нет у меня ни к кому ненависти. Об одном я всегда просил и прошу: оставьте меня в покое, дайте мне исследовать тайны Вселенной.

— Господь открыл нам те тайны Вселенной, кои Он счел уместными предоставить нам для изучения. Вы считаете свой метод лучше?

— Лучше, чем те догмы, ради которых люди в Европе вот уже полвека режут и сжигают друг друга на кострах? Разумеется, лучше.

— Так в чем же тогда заключается ваша вера?