Читать книгу "Утро без рассвета. Колыма. Книга 1 - Эльмира Нетесова"

— Спасибо.

Через полчаса катер ткнулся носом в угрюмый, неприветливый берег острова. А, едва два пассажира вышли на берег, старшина развернул судно и крикнул двоим на берегу: «До завтра!».

Аркадий огляделся. Остров наступал вплотную темными сопками, хмурыми, недовольными, что их снова потревожили беспокойные человеческие голоса. Дома, с заколоченными окнами, походили на слепых стариков, что расселись на пригорке, прошлое вспоминают. Кривая улочка бежала меж ними, как граница между прошлым и будущим. Туман лохмами опускался с голов сопок на крыши домов. И те скоро стали походить на призрачные тени, уходящие в небытие. Стирались силуэты, контуры. Они были и не были. Туман надежно спрятал их за своею спиною. Словно не хотел, показать приехавшим лицо села. Оно было и не было. Оно жило и умирало. Здесь редко бывали люди. А если случалось, что приезжали, то тоже ненадолго. Карагинский привык к одиночеству. К ветрам, к штормам, к морозу и снегу. Забытым подкидышем земли жил он как мог. Ни на кого не жалуясь, ни от кого ничего не требуя и не прося. Люди не любили его, земля оттолкнула. Судьба забыла и обошла радостью. Но он был.

— Пошли, — тронул за локоть Ярового сопровождающий. И двинулся вперед вверх по тропинке. Потом оглянулся.

— Где остановимся?

— Не знаю, — пожал плечами следователь.

— В доме Николая?

— Который погиб? — спросил Аркадий. — Да.

— Нет. Лучше в дом поселенца. Вы его знаете?

— Конечно.

— Вот и хорошо. — Сопровождающий свернул к дому. Открыл дверь ключом. — Входите!

— Здесь после поселенца кто-нибудь жил? — спросил Яровой.

— Нет. Никто.

— Хорошо, пройдем, — и шагнул в темноту.

Сопровождающий зажег свечку. Поставил на стол.

— Располагайтесь, — повернулся к Аркадию. И, заметив на печке ведро, взял его, пошел к роднику.

Следователь решил не терять времени зря и осмотреть до мельчайших деталей комнату и кухню. Заметил, что у входа стоят сапоги и ботинки поселенца. Забыл. Ведь совсем крепкие! Видно, отъезд был спешным, и к нему Сенька не готовился заранее. А значит, обстоятельства вынудили. Но не своя вина. Иначе б не оставил обувь. Был уверен, что на новом месте будет обут не хуже. Ботинки были сорок четвертого размера. Да, громоздкий мужик. Каблук правого ботинка стерт во внутрь. Косолапый что ли? Каблук левого был цел. Значит, нога была травмирована. Шнурки на ботинках видно никогда не развязывались. Задник измят. Значит, снимал и надевал не расшнуровывая. Что это? Неряшливость или болезнь мешала нагнуться? А вот и сапоги — почти новые. Яровой осматривает подошвы. В рубцах сухие травинки, мох вперемешку с грязью. В тундре был в последние дни. В селе, покуда шли, видел: ни травы, ни мха нет. Зачем он ходил в тундру?

В комнате Яровой увидел на стене карту. Вот это да! Как она оказалась у Сеньки? Зачем? Он подходит вплотную. Неяркий свет свечи выхватывает из темноты названия городов и перемещается к Армении. Что за черт? Название столицы Армении — Еревана было прорезано. Да это был нож, узкий. Очень острый. Внутренняя сторона отточена, как бритва. Тонкая. А вот внешняя пошире, толще. И вдруг вспоминает, что Муха, как и все остальные, знал, что Скальп из Еревана, что там родился. Там жила его мать. А значит, вероятнее всего, туда вернулся. Туда. Куда же еще? Вот воткнул нож в карту, как в Скальпа — врага своего. Самого не достать — карту ножом порезал. Злость вымещал. Значит, помнил. Крепко помнил. Не забывал ни на минуту. И не прощал. Яровой задумался: «Сколько ненависти нужно иметь, сколько зла».

Сопровождающий тихо вошел в дом. Поставил ведро.

— Может, доски от окон отколотить? Светлее будет.

— Давай, — согласился Аркадий.

Он долго изучал дом. Каждую мелочь, каждую вещь. А поздно ночью вместе с сопровождающим сидел у стола. Слушал его рассказ о поселенце.

— Сильный мужик Сенька. И горячий. Ругались они с Николаем. Иногда подолгу не разговаривали. Я знал не со слов. Наблюдал. Когда бывал здесь. Ходят, друг на друга не смотрят. Все врозь. Щепотки соли друг у друга не брали. Оба с гонором. Ни один, ни другой не уступали ни в чем. И характеры — коса и камень. Такие сойдутся — искры летят. Самих себя не жалели. Боялся я, честно говоря. Знал, что покориться кто- то из них должен другому. Да куда там?! Однажды я приехал ненароком. Внезапно. Ночью. Сенька коптильщиком работал. Видать устал за день, свалился у входа в коптилку и уснул. Да боль подкралась к нему, к спящему. Он проснуться не смог. Устал. Катается по земле клубком. За желудок схватился. Не своим голосом кричит: «Убью, падла!» Я Кольку позвал, мол, слушай, что тебя ожидает. И предложил ему отделаться от поселенца. А он и говорит: «Погоди», стоит, слушает. А Сенька, знать вовсе допекло его, руками землю царапает, рвет и кричит: «Не уйдешь, проклятый! Всю требуху твою истопчу! Отдайте мне его. Не держите! И в Армении найду! Из-под земли».

Сопровождающий помолчал немного. Потом продолжил:

— А Николай и говорит мне:

«Вот видишь, я тут не при чем. Зачем же отсылать. Да и убивать ему меня не за что. Не я его враг. Другой. Другая тень за плечами его стоит. Она в его памяти». Уехал я тогда. Ничего никому не сказал. Ни начальнику милиции, ни в госпромхозе. Думалось, сами разберутся. Поживет человек, остынет злость, успокоится память. Наладится жизнь. Нормальным мужиком станет. Как и все мы. Ан видишь! Куда он попал? Где теперь? Кто его знает! Жаль мне их. Обоих. Живого и погибшего. Да только что толку с этого? Теперь — все. Нет их здесь. Вернее есть. Могила.

— Николай здесь похоронен?

— Да. Единственный, как постоянный хозяин.

Ночью Яровой слышал сквозь сон чьи-то тяжелые шаги за домом. Чье-то дыхание. Прерывистое, трудное. И чудилось, будто кто-то любопытный заглядывает в окно и никак не решится войти в дом. Будто единственный хозяин острова обходит свои владенья. Проверяет все неусыпным оком своим. Казалось, открой глаза и увидишь лицо Николая. Бледное. Удивленное. И он обязательно спросит: «Вы? Но к кому?»

Утром, когда Яровой проснулся, сопровождающий спросил:

— Как спалось?

— Плохо.

— Почему?

— Всякая чертовщина мерещилась.

— Какая?

— Чьи-то шаги, дыхание.

— Вон оно что. Вполне возможно, — не удивился сопровождающий. — Пошли посмотрим.

— Что?

— Того, кто ночью был.

— Вы шутите?

— Нисколько. Смотрите, — сказал он, указав на громадные медвежьи следы вокруг дома. — Опять пришел, горемыка.

— Вы о ком?

— О медведе. Видишь, пришел. Тоже ждет. Знает, что не вернуть, ждет!

— Кого?

— Николая. Они дружили. Медведь и старшина. Когда Кольку похоронили, у могилы были лишь Сенька и медведь. В пяти шагах друг от друга. И не заметили. В горе. Мертвого хоронили. Друга. А меж собой не сдружились. Не успели.