Читать книгу "Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии - Ник Бостром"

Конечно, довольно трудно устанавливать заранее, насколько удастся в будущем согласовать сегодняшнюю систему ценностей с адаптивной системой цифровой экологии. Тем более что поводов для скептицизма хватает.

Во-первых, многие встречающиеся в природе стереотипы демонстративного поведения связаны с выбором полового партнера; причем эти проявления особенно яркие, а для человека еще и дорогостоящие[433]. Но практически бесполым технологическим формам существования вряд ли придется задумываться над проблемой полового отбора.

Во-вторых, у технологически оснащенных агентов отпадет необходимость в демонстративном поведении, поскольку в их распоряжении появятся новые надежные и незатратные способы передачи информации о себе. Даже сегодня профессиональные кредиторы при оценке платежеспособности предпочитают доверять документальным доказательствам, то есть свидетельствам о праве собственности и банковским выпискам, а не полагаться на роскошный внешний вид клиента — костюм из последней коллекции модного дизайнера и часы Rolex. В будущем для получения нужных данных смогут привлекать специальные аудиторские фирмы, которые станут выдавать своим клиентам справки о наличии тех или иных качеств агента на основе анализа его поведенческих характеристик, или изучения его действий в смоделированных условиях, или прямого считывания его исходного кода. Если агент даст согласие на проведение подобной проверки, то это будет достаточным свидетельством, что с требуемыми свойствами у него все в порядке, и даже более эффектным подтверждением, чем прямая их демонстрация. Подделывать признаки, выявленные опосредованным, но профессиональным путем, окажется слишком трудным и дорогостоящим занятием — что, между прочим, является основным доказательством их достоверности, — но в случае подлинности признаков будет намного легче и дешевле передавать их цифровым способом, а не демонстрировать естественным образом.

В-третьих, не все варианты демонстративного поведения имеют равную значимость и одинаково желательны с точки зрения общества. А некоторые просто абсурдны в своей расточительности. Например, публичное уничтожение большого количества накопленного имущества индейцами квакиутл во время демонстративного обмена дарами между племенами, когда происходило своего рода соревнование вождей за максимальное влияние и авторитет, только орудием борьбы выступало их богатство, — эта традиционная церемония называлась «потлач»[434]. Современными аналогами потлача можно считать рекордно высокие небоскребы, очень крупные и непомерно дорогие яхты, а также попытки строительства ракет для полета на Луну. И если мы абсолютно разделяем мнение, что музыка и хорошая шутка повышают качество человеческой жизни, то вряд ли то же самое относится к приобретению безумно дорогих модных аксессуаров и прочих статусных предметов роскоши. Хуже всего, когда безрассудное демонстративное поведение наносит непоправимый вред: довольно часто неумеренная мужская бравада приводит к прямому насилию и бряцанию оружием. Даже если в будущем разумные формы существования и воспользуются «сигнальной системой» демонстративного поведения, то все равно остается открытым вопрос о ценности выражаемого достоинства. Будет ли оно как восхитительная соловьиная трель, или как односложное карканье вороны, или как непрерывный лай взбесившейся собаки?

А потом появится синглтон?

Даже если непосредственным результатом перехода к машинному интеллекту окажется многополярный мир, несколько полюсов силы никак не отменяют в дальнейшем появление синглтона. Так естественным образом реализуется очевидная и очень долго длящаяся тенденция к общемировой консолидации политических сил[435]. Как это будет происходить?

Второй переход

В процессе превращения первоначального многополярного уклада в синглтон после первого перехода должен произойти второй технологический переход, причем довольно резкий, чтобы у одной из сил, способной воспользоваться моментом и сформировать синглтон, появилось решающее конкурентное преимущество. Гипотетический второй переход может быть вызван мощным достижением в разработке более высокого уровня сверхразума. Например, если первая волна машинного сверхразума будет основана на имитационных моделях, то второй виток начнется, когда эмуляторы, занимающиеся дальнейшими исследованиями, добьются успеха в создании эффективного ИИ, способного к самосовершенствованию[436]. (Может быть, ко второму переходу приведет прорыв или в нанотехнологиях, или военных технологиях, или любых иных универсального назначения, которые мы сегодня даже не в состоянии вообразить.)

Скорость развития первого постпереходного периода, скорее всего, будет чрезвычайно высокой. Поэтому вполне вероятно, что к решающему стратегическому преимуществу, которое образуется у лидирующей силы, может привести даже небольшой разрыв между ней и ее ближайшим конкурентом. Предположим, первый переход был совершен двумя вырвавшимися вперед проектами с разницей в несколько дней, но поскольку сам взлет оказался слишком медленным, то этот небольшой разрыв не обеспечил лидирующему проекту решающего стратегического преимущества. Оба проекта обрели мощь сверхразума, но один из них на несколько дней раньше. Однако теперь исследования идут на временной шкале машинного сверхразума, возможно, в тысячи миллионов раз быстрее, чем когда их проводили ученые-люди. Появление технологии, способной привести ко второму переходу, видимо, произойдет в течение дней, часов или минут. Даже если у лидера был запас всего в несколько дней, этот прорыв способен сработать как катапульта и обеспечить ему абсолютное стратегическое преимущество. Однако обратите внимание: если диффузия технологий (за счет шпионажа или по иным каналам) ускорится так же, как их развитие, эффект молниеносности может сойти на нет. Тогда останется единственный важный фактор — крутизна второго перехода, то есть скорость, с которой он произойдет относительно обычного для постпереходного периода темпа событий. (В этом смысле чем быстрее все происходит после первого перехода, тем менее крутым будет второй.)