Читать книгу "Командировочные расходы - Николай Бенгин"

– Ага, уже лечу, – хмыкнул Штимер, неторопливо раскуривая сигарету.

– Он тебе все должен выложить, до ниточки! – Кудак, постепенно распаляясь, переходил на привычный крик. – Кто, как, почем и сколько! На дипломатическую чушь приказываю плевать. Не рассусоливать! Важен только результат! Родина ждет!! Исполнить и доложить!!! – последние слова Кудак, по обыкновению, выкрикнул особенно зычно, даже слегка оторвав зад от нового кресла. – Да, чуть не забыл, – спохватился он, убирая ладонь от выключателя, – тут от лунитов все время счета приходят странные. То на какой-то ремонт – миллион галов, то за сюртук – три сотни, то за медицинские услуги еще полторы. Первый они уже отозвали, так ты скажи своему другу Биллингу, пусть побеспокоится, чтоб и остальные – тоже. Если он думает, что за креофиты ему все простят и все на командировочные расходы спишется, – так не будет этого! – Лицо Кудака мгновенно побагровело. – Я не дам никому казну разбазаривать!! Все вернуть!! Родина ждет!! Исполнить и доложить!!!

На этом запись заканчивалась.

– Ну вот, я же говорил, – Штимер, развернувшись в кресле, звучно хлопнул инспектора по колену, – не посадят тебя за креофиты, а посадят за растрату. Ты рад?

Биллинг буркнул что-то неразборчиво. Он чувствовал настоятельную необходимость выпить чего-нибудь покрепче и в больших дозах. Хотелось сразу и напиться, и сделать что-нибудь интересное – завалиться, например, в гости к Фэ или набить физиономию командору.

– Так, а три сотни за что? – Петр изумленно посмотрел на есаула. – Это что я пуговицу оторвал да запачкал его немножко?! Я же ничего…

– Вот именно, «ничего», – есаул назидательно поднял палец, – а даром «ничего» не дается. За каждое ничего, как говорил покойный Философ, надо платить.

– Да ладно, у меня еще на пять сотен игровых галов в кармане. На все хватит. Можно я пойду? А то скоро уже прилетим, а мне же надо их поменять.

– Не так уж скоро, – заржал есаул, – еще успеешь соблазнить кого-нибудь с буквой «Э». Можешь даже сюда ее пригласить. Ты не против, Бил?

– Самое правильное – запереть его на замок до самой высадки, – вздохнул инспектор, – вот увидишь, точно что-нибудь учудит. В общем, я не против.

Когда счастливый Петр умчался, Штимер завистливо причмокнул губами и, положив длинные ноги на консоль управления экраном, принялся мерно выпускать красивые колечки дыма.

– Штим, тебя же вроде профессор ждет? – Биллинг с сомнением покосился на потухший экран. – Даже не верится, что Фрама помели. Ай да атташе. Это же он себе страховку готовил на крайний случай. Припугнуть хотел, что ежели чего случится… Да видно, не успел.

– Да, достойный мужчина оказался, хотя и сволочь. А профессор может и подождать чуть-чуть. Много их – начальства, за всеми не ускакать. А как думаешь, этот Стайн хочет мне что-то предложить? Работу там за миллион галов в год или место где-нибудь в наблюдательном совете?

– Было бы неплохо, – Биллинг прикрыл глаза, и перед его мысленным взором возникла мерцающая в темноте барная стойка, – а выпить у тебя есть?

– Найдется. Для тебя все найдется! Ты только не спи.

Биллинг, не открывая глаз, слушал удаляющиеся шаги. Барная стойка растворилась в сумраке, ее сменила белая дорожка, бегущая меж пологих холмов, угрюмая долина и две желтые луны над ней. Дверь в медмодуль. Фэ, медленно сползающая на пол, и слепой старик с длинными рыжими волосами. В распахнутую дверь влетает ветер. «Просто вспомни образ прохода, тогда и сам найдешь дорогу», – кто это сказал? Райские птички цветной метелью мчатся вокруг огромного дерева…

– Ну вот, дырки голимые! Опять дрыхнет!

Штимер, ухмыляясь во весь рот, втащил поднос с пузатой бутылкой, тарелкой конфет и парой отблескивающих гранями стаканов.

– Извини, из закуси только это, зато выпивка – закачаешься. Глянь – астроньяк «Проход 15». Пятнадцать – это столько лет натуральной выдержки. А?!

– Как называется?! – Биллинг неосмысленно таращился на есаула. Перед его глазами все еще стоял профессорский сад и цветной фонтан с беседкой, а позади – башни, похожие на две прижавшиеся друг к другу скалы, и золотой круг, спокойно и неопровержимо сияющий между ними.