Читать книгу "Бен-Гур - Льюис Уоллес"

– Что ж, давайте допустим все, что ты нам сказал, о Симонидис, – произнес Бен-Гур. – Что явится Царь, и Царство Его будет столь же славно, как и царство Соломона; допустим также, что я готов отдать свою жизнь и все, что я имею, Ему и Его делу. Более того, предположим, что я признаю, что столь быстрое и неожиданное обретение мною громадного состояния является промыслом Господним для Его целей; но что тогда? Должны ли мы начинать труды наши подобно слепцам, строящим здание? Или мы должны дождаться явления Царя в мире? Или дождаться того, когда Он пошлет за мной? У вас есть возраст и опыт. Ответьте же мне.

Симонидис оказался готов к этому.

– Выхода у нас так и так нет. Это послание, – и при этих словах он взмахнул письмом Мессалы, – это послание является сигналом к началу действий. Мы недостаточно сильны, чтобы противостоять альянсу Мессалы и Грата; у нас нет ни влияния в Риме, ни достаточных сил здесь. Если мы будем ожидать, нас просто уничтожат. Сколь милосердны эти люди, ты можешь судить, глядя на меня. – Он передернул плечами при воспоминаниях о пережитом. – Мой добрый хозяин, – продолжил он, овладев собой, – сколь ты стоек в своей цели?

Бен-Гур вопросительно посмотрел на старика – вопрос был ему непонятен.

– Я еще помню, сколь сладки соблазны мира для юноши, – пояснил Симонидис.

– Да, – кивнул головой Бен-Гур. – Но ведь ты оказался способен на самопожертвование.

– Да, во имя любви.

– Разве не может жизнь побудить других к столь же великому?

Симонидис в раздумье покачал головой:

– Это честолюбие.

– Но честолюбие запрещено сыну Израиля.

– Тогда что же – месть?

Под серым пеплом блеснул огонь; глаза старика сверкнули; пальцы задрожали, и он быстро ответил:

– Месть – законное право евреев; так гласит закон.

– И верблюд, и собака помнят причиненные им обиды! – воскликнул Илдерим.

Симонидис тут же подхватил оборванную было нить своих размышлений:

– Есть работа, работа для Царя, которая должна быть сделана еще до Его прихода. Мы можем не сомневаться, что Израиль будет Его правой рукой; но, увы, это рука мирная, не искусная в делах военных. Среди миллионов Его сынов нет ни отряда воинов, ни их предводителя. Наемников Ирода я не считаю, потому что их держат, чтобы при случае послать против нас же. Именно так все и было задумано римлянами; их политика хорошо послужила тирании; но настало время перемен, когда пастырь должен облачиться в броню, взять в руку копье и меч, а пасомые им стада превратиться в сражающихся львов. Кто-то, сын мой, должен занять место рядом с Царем по правую руку от него. Кто это должен быть, как не ты, хорошо знающий это ремесло?

Лицо Бен-Гура вспыхнуло румянцем при мысли о подобном будущем. Вслух же он произнес:

– Я понял, но говори все же проще. Одно дело – то, что надо сделать; но как это сделать – вот в чем вопрос.

Симонидис сделал глоток вина, принесенного Есфирью, и ответил:

– Шейх и ты, мой господин, – вы станете главными организаторами. У каждого из вас будет своя часть работы. Я останусь здесь, продолжая вести дела, как и сейчас, и буду следить за тем, чтобы источник средств не пересыхал. Вам же предстоит отправиться в Иерусалим и оттуда и вплоть до пустыни начать пересчитывать людей, способных и готовых сражаться, разбивать их на десятки и сотни, выбирать для них офицеров, а потом в тайных местах готовить армии, для которых я буду поставлять припасы. Начав с Переи[107], вы затем перейдете в Галилею, откуда всего лишь один шаг до Иерусалима. В Перее за вашей спиной будет пустыня, куда рукой подать до владений Илдерима. Он будет контролировать все пути, и ничто не сможет ускользнуть от вашего внимания. Он станет твоим помощником во многих вопросах. Вплоть до того, как придет время, никто не узнает, к чему все эти приготовления. Я же буду заниматься обеспечением всего. Я уже говорил об этом с Илдеримом. Что скажешь на все это ты?

Бен-Гур взглянул на шейха.

– Все обстоит именно так, как он тебе сказал, сын Гура, – ответил на его безмолвный вопрос араб. – Я дал слово, и он удовольствовался им; но ты должен будешь тоже принять мою клятву, которая свяжет меня, и тогда в твоем распоряжении будут руки людей моего племени и все то, чем я смогу быть тебе полезным.

Все трое – Симонидис, Илдерим и Есфирь – не отрываясь смотрели на Бен-Гура.

– Каждый человек, – произнес он в ответ, поначалу с горечью в голосе, – имеет свою чашу удовольствий, наполненную для него, и рано или поздно он получает ее в свои руки и пьет из нее – любой человек, кроме меня. Я прекрасно понимаю, Симонидис, и ты, о щедрый шейх! – я понимаю, к чему приведет меня это предложение. Если я приму его и вступлю на этот путь, то позабуду мир и покой, а также все, что с этим связано. Двери спокойной жизни будут закрыты у меня за спиной и никогда больше не откроются, поскольку они в руках Рима; его загонщики и его охотники будут преследовать меня; я смогу найти приют и съесть свой хлеб только в гробницах вокруг городов и в забытых всеми пещерах далеких гор.

Слова эти были прерваны всхлипом. Все взгляды обратились на Есфирь, которая спрятала лицо, уткнувшись в плечо отца.

– Я не подумал о тебе, Есфирь, – мягко произнес Симонидис, сам глубоко тронутый.

– Все в порядке, Симонидис, – сказал Бен-Гур. – Человек должен делать свой выбор, зная, что ему предстоит. Позвольте же мне продолжить.

Все присутствующие снова обратились в слух.

– Я хотел только сказать, – продолжал он, – что у меня нет выбора, как только принять долю, которую вы мне уготовили; поскольку остаться здесь – значит встретить позорную смерть. Лучше уж погибнуть за нечто стоящее.

– Занесем ли мы все это на бумагу? – спросил Симонидис, возвращаясь к привычной ему роли дельца.

– Я полагаюсь на ваше слово, – ответил на это Бен-Гур.

– Я тоже, – склонил голову и Илдерим.

Вот так и было заключено соглашение, которое изменило жизнь Бен-Гура. Сам же он завершил все это словами:

– Ну вот, дело и сделано.

– Да поможет нам Бог Авраама! – возвел очи горе Симонидис.

– Еще одно слово, друзья мои, – сказал Бен-Гур на этот раз более веселым тоном. – После вашего ухода я останусь сам по себе вплоть до начала игр. Маловероятно, что Мессала станет предпринимать что-нибудь против меня, пока не получит ответ прокуратора; а это вряд ли случится ранее дней семи с момента отправки его письма. Ради встречи с ним в цирке я готов рискнуть буквально всем.

Илдерим, обрадованный таким решением, с готовностью одобрил его. Даже Симонидис, более сосредоточенный на сути дела, добавил: