Читать книгу "Шелковый путь. Записки военного разведчика - Александр Карцев"

Я возьму кусочек мрамора

и капельку дождя.

Я возьму в ладони радугу,

тихий звон ручья.

Осени багрянец,

тайну янтаря

Я смешаю с солнцем.

Сотворю тебя.

На следующее утро со своей группой мы пристреливали свое оружие. Как всегда, после каждого выхода. Вообще-то все это называется проверкой боя и приведением к нормальному бою стрелкового оружия. Но это так длинно! Тем более что приведением оружия к нормальному бою должны заниматься лучшие стрелки подразделения. В закрытом тире. В так называемых нормальных табличных условиях. При плюс пятнадцати по Цельсию. При пятидесяти процентах влажности. Отсутствии ветра. Нулевой высоте по балтийской системе координат. Цель должна быть с вами на одной высоте. А кучность боя соответствовать необходимым показателям. Это позволяет привести оружие всего подразделения к «одному глазу». Другими словами, взяв в руки любой автомат у своих подчиненных, вы будете знать, что стреляет он точно так же, как и ваш родной. И это правильно!

Мы приводим оружие к нормальному бою неправильно. Условия стрельбы далеки от табличных. Вместо контрольно-пристрелочных мишеней мы используем консервные банки или обычные камни. Каждый пристреливает свой автомат сам. На качество пристрелки это нисколько не влияет. В группе нет ни одного бойца со спортивной квалификацией ниже кандидата в мастера спорта. В том числе и по пулевой стрельбе. Проблема в другом: каждый пристреливает автомат под себя. Это значит, что, взяв в руки чужой автомат, вы не будете знать, куда он стреляет.

Все объясняется просто. Ребята в спецназе немного суеверны. А иногда даже здорово суеверны! Они считают, что никто не должен прикасаться к их оружию. И уж тем более из него стрелять. С ними трудно не согласиться. Пусть будет так! Поэтому после каждого выхода на операцию мы совсем неправильно приводим свое оружие к нормальному бою. Зато это оружие нас никогда не подводит. И в роте за последние месяцы нет не только убитых, но даже раненых. Вот и не будь после этого суеверным!

Газнийский спецназ

В конце июня из Союза в роту присылают нового командира группы. Меня отпускают в родной полк. Точнее, на Тотахан. Ну а уж если быть совсем точным, прикомандировывают к газнийскому батальону спецназа. Проводником. Батальон будет работать под Баграмом. А я те места со своим разведвзводом исползал вдоль и поперек. К тому же неплохо знал не только местность, но и местные банды. Это куда важнее.

Но не для меня, разумеется. Мне все это уже совсем не важно. Потому что как только я приеду на Тотахан, Шафи сразу же меня убьет за эту очередную командировку. Он, видимо, уже догадывается, что я готов делать все что угодно: воевать или не воевать, копать или не копать, лишь бы не работать. Его связником. Это не так, но, как говорится, до Бога высоко, до царя далеко. И вместо того чтобы обеспечивать бесперебойную связь Шафи с нашим центром, я снова должен буду играть в войнушку. По решению какого-то божьего либо царева слуги.

На заставе меня дожидается письмо от Лильки Курсковой.

Здравствуй, Сережа!

Спасибо за теплое поздравление! Знаешь, а я ведь тоже помню о 9 сентября. Интересно, будешь ли ты к этому времени в Союзе. У нас на ТВ и радио очень часто передают информацию об Афганистане. Смотришь, слушаешь и переживаешь – только бы дошли ребятки живыми. Вот и за тебя волнуюсь, как за брата. Когда человек попадает на войну, те, кто когда-то был с ним рядом, тоже «очищаются». Становятся искреннее, что ли.

У меня все отлично. Опять наступила сессия. Опять сдаю экзамены. И пока мой друг Сережа Карпов защищает подступы к нашему мирному небу, я спокойна за свое завтра. Знаешь, подумала: – и все-таки я была бы рада получить в ответ длинное письмо – о твоей жизни, мыслях. Только откровенно. Ведь убеждена – этот год многое изменил в твоей душе. Складываются ли новые стихи? Хоть мы и виделись всего несколько раз, думаю, «внутренний контакт» был найден (не будем вспоминать некоторые нюансы и дамские капризы). А при таком стечении обстоятельств обычно пишется легко. Только ответь сразу.

Счастливо, удачи тебе!

Лиля

Кроме Лилькиного письма еще куча писем от родителей, сестры, друзей. Накопились за время моего отсутствия. Пишу всем ответы, а Лильке посылаю несколько новых строчек:

Ты просишь написать о звездах и цветах,

Но я неисправим, как черт.

И снова

Я вспоминаю ночь, далекий перевал

За сотни верст от тишины и дома.

Мы третьи сутки выходили из огня,

Забыв о сне и отдыха минутах.

Ты знаешь, я не помню о цветах,

Лишь о глотке воды, что разделили с другом.

Ты просишь написать о звездах и цветах,

Но я неисправим, как черт.

И снова

Я вспоминаю ночь, горящий перевал,

Мальчишек, не вернувшихся из боя.

Моя первая боевая задача оказывается совершенно далекой от моих служебных обязанностей. Мой ротный Витя Ванярха просит о небольшом одолжении. О маленькой услуге. Вот уже целый месяц выносной пост терроризирует какой-то маньяк-снайпер. Пока я где-то там прохлаждался с кабульской ротой специального назначения, он довел до ручки весь гранатометно-пулеметный взвод, расположенный на выносном посту. Или, точнее, на восьмой «а» сторожевой заставе. Вместо Андрея Иванищева взводом теперь командует его заменщик Виталий Куклин. Командир новый, а проблемы старые. Любят почему-то духи обстреливать эту заставу. Видимо, есть за что. Без дела духи тоже лишний раз огонь не открывают. Скорее всего, с выносного поста подстрелили какого-нибудь моджахеда. Вот теперь им и мстит какой-нибудь кровник. Перед глазами у меня до сих пор стоит Шер-шо. Это его совершенно случайно подстрелили бойцы Андрея Иванищева. За такой «подстрел» духи могли и вырезать всю заставу. По крайней мере, обстреливали они тогда выносной пост по полной программе. Сейчас же их доставал всего лишь снайпер.

Какой-то жалкий снайпер! Месяц назад подстрелил часового на посту, рядового Гулиева. По словам Леонида Ивановича, нового батальонного фельдшера, пуля была на излете. Это означало, что стрелял снайпер с дальности около двух километров. Пуля попала в плечо. И застряла между сердцем и лопаткой. Гулиева отвезли в медсанбат, но извлечь пулю в медсанбате не смогли. Для этого пришлось бы сначала извлечь лопатку. Или сердце. Сказали, как приедет в Союз, чтобы обратился к врачам. Наверное, порекомендовали какого-нибудь участкового педиатра. Вот и ходит пока рядовой Гулиев с пулей под лопаткой. Благо через пару месяцев заканчивается его срок службы. А там можно будет и к педиатру обратиться за помощью. Если тот не пошлет его к какому-нибудь другому доктору. Или по другому адресу.

Больше таких удачных выстрелов у снайпера не было. Но стрелял он почти каждый вечер. На протяжении целого месяца. И стрелял совсем не плохо. Если еще учесть дальность, с которой он вел огонь, можно сказать, что стрелял он великолепно. Хотя больше и не попадал. Я посмотрел, как вы бы попали. По движущимся мишеням. С превышением цели в полторы тысячи метров. С дальности в две тысячи метров. Ближе он не подходил. Ближе его могли достать из крупнокалиберного пулемета НСВ или из тридцатимиллиметрового автоматического гранатомета АГС-17.