Читать книгу "Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Йен Стюарт"

Он пробрался к кучке волшебников, сумевших занять настоящие сидячие места.

– Как там дела? – спросил Чудакулли. – Помни, приятель, шоу должно продолжаться!

– Насколько могу судить, все идет как надо, – прошептал Ринсвинд. – Никаких признаков присутствия эльфов не видно. В толпе нам попался один торговец рыбой, и библиотекарь оглушил его и спрятал за театром. Так, на всякий случай.

– Знаете ли, – сказал заведующий кафедрой беспредметных изысканий, пролистывая рукопись, – этот малый мог бы писать пьесы и получше, если бы в них можно было обходиться без актеров. А то кажется, будто они ему постоянно мешают.

– Вчера вечером я прочитал «Комедию ошибок», – сообщил декан. – И нашел в ней ошибку. А еще это никакая комедия. Хвала богам, режиссеры могут это исправить.

Волшебники разглядывали толпу. Этих людей нельзя было назвать благонравными даже в сравнении с обитателями Диска. Они устраивали пикники и маленькие вечеринки, из-за чего складывалось ощущение, будто спектакль был для публики приятным фоном для их собственных светских мероприятий.

– Как мы поймем, что спектакль начался? – спросил профессор современного руносложения.

– Сначала звучат трубы, – ответил Ринсвинд, – а потом обычно выходят два актера и начинают говорить друг другу то, что им обоим уже известно.

– Эльфов совсем не видно, – произнес декан, осматриваясь вокруг с одним прикрытым глазом. – Мне это не по душе. Слишком уж тихо.

– Нет, сэр, нет, – сказал Ринсвинд. – Сейчас не время, когда должно быть не душе. Не по душе должно быть тогда, когда тут станет чертовски шумно, сэр.

– Ладно, идите за кулисы с Тупсом и библиотекарем, хорошо? – сказал Чудакулли. – И старайтесь не бросаться в глаза. Нам ни к чему рисковать.

Ринсвинд пробрался за кулисы, стараясь не привлекать внимания. Но, поскольку спектакль был премьерным, повсюду чувствовалась всеобщая непринужденность, которой он никогда не видел в своем мире. Казалось, все просто слонялись вокруг. И если на Диске такого притворства никогда не изображали, то здесь актеры прикидывались людьми, а там, внизу, люди прикидывались публикой. Вместе они производили довольно приятный эффект. Казалось, в пьесах скрывалось нечто заговорщическое. Покажите что-нибудь интересное, говорили зрители, и мы поверим во что угодно. А если нет, мы с друзьями устроим вечеринку прямо здесь и будем кидаться в вас орехами.

Ринсвинд устроился на куче коробок за сценой и оттуда стал следить за началом пьесы. Раздавались резкие выкрики на фоне слабого, почти неуловимого шума заждавшейся публики, готовой вытерпеть даже довольно длинную экспозицию, если потом она окажется шуткой или в конце произойдет убийство.

Ни эльфийских знаков, ни характерного мерцания воздуха по-прежнему не было. Спектакль продолжался. Иногда раздавался смех, в котором отчетливо выделялся низкий рокот Чудакулли, – но больше всего смеялись, когда на сцене почему-то появлялись клоуны.

Появление на сцене эльфов встретили с одобрением. Душистый горошек, Паутинка, Мотылек и Горчичное зерно… создания из цветов и воздуха. Лишь Пэк, по мнению Ринсвинда, был похож на настоящего эльфа, но и он выглядел скорее проказником, чем кем-либо еще. Разумеется, эльфы тоже иногда проказничали, особенно если тропинка проходила поблизости от очень опасного ущелья. А очарование, которое они использовали… здесь казалось просто милым…

…и тут возникла королева, всего в нескольких футах. Она не появилась из ниоткуда, а просто сошла с декораций. Бывшие там линии и тени вдруг, не особо заметно изменившись, сложились в ее фигуру.

На ней было черное кружевное платье, увешанное бриллиантами, и она казалась подвижным воплощением ночи.

Повернувшись к Ринсвинду, она улыбнулась.

– О, любитель картошки, – сказала она. – Твои друзья-волшебники бессильны. Шоу будет продолжаться, понятно? Все пройдет так, как предписано пьесой.

– …будет продолжаться… – пробормотал Ринсвинд, не решаясь шевельнуться – иначе она могла ударить его со всей силы. В отчаянии он пытался заполнить свой разум картошкой.

– Мы знаем, что вы рассказали ему искаженную версию, – сказала королева, обходя кругом его дрожащее тело. – Что же это была за чепуха! Но я явилась в его комнату и просто вложила в его разум все, что было необходимо.

Жареная картошка, думал Ринсвинд, такая золотистая, а по краям коричневая, иногда кое-где она бывает почти черная, такая приятная и хрустящая…

– Слышишь аплодисменты? – продолжала королева. – Они нас любят. Она действительно нас любят. Отныне мы будем присутствовать в их картинах и историях. Вы никогда нас оттуда не выгоните …

Чипсы, думал Ринсвинд, только-только из фритюрницы, с капельками растительного масла, они все еще потрескивают… Но ему не удалось удержать свою предательскую голову от кивка.

Королеву, похоже, это озадачило.

– Ты вообще думаешь о чем-нибудь, кроме картошки? – спросила она.

Масло, думал Ринсвинд, нарезанный лучок, плавленый сырок, соль…

Но была еще одна мысль, которой он не мог сопротивляться. Она возникла внутри его разума, отбросив все его картофельные фантазии. Нам нужно просто ничего не делать, и тогда мы победим!

– Что? – изумилась королева.

Пюре! Огромные горы пюре! Протертое пюре!

– Ты пытаешься что-то скрыть, волшебник! – завопила королева в паре дюймов от его лица. – Что именно?

Картофельная запеканка, жареные картофельные шкурки, картофельные крокеты…

…нет, только не картофельные крокеты, никто никогда не мог их как следует готовить… было уже слишком поздно: королева читала его как открытую книгу.

– Так… – сказала она. – Ты думаешь, выживает лишь неведомое? Знать – значит сомневаться? Видеть – значит не верить?

Сверху раздался треск.

– Спектакль еще не закончился, волшебник, – сказала королева. – Но это произойдет прямо сейчас.

В этот момент ей на голову приземлился библиотекарь.

По дороге домой перчаточник Уинкин и торговец яблоками Костер обсуждали спектакль.

– Тот момент ш королевой и человеком ш ошлиными ушами был очень хорош, – заметил Уинкин.

– Ага, хорош.

– И шо штеной тоже. Когда человек шкажал: «Он – не лунный серп, и его рога неразличимы внутри окружности», я чуть не обмочил штаны. Люблю, когда смешно шутят.

– Ага.

– Только я не понял, почему жа этими людьми в мехах и перьях по вщей шщене гонялся человек в кощтюме иж рыжей шерщти и почему толстяки повшкакивали ш дорогих мешт и брощились к шщене, а дурачок в крашной мантии бегал и кричал что-то про какую-то картошку – чем бы ни была та картошка. А когда Пэк говорил в конше, я точно слышал, что где-то шла драка.