Читать книгу "Возвращение. Танец страсти - Виктория Хислоп"

Почерк был незнакомым. Соня никогда не видела, чтобы мама писала от руки, ведь из-за болезни ей это было тяжело, и, насколько Соня помнила, Мэри всегда пользовалась печатной машинкой.

Буквы, написанные на одной стороне листа, просвечивались на другую, что затрудняло чтение. Старик постарался: сначала цитировал письмо на испанском, потом переводил на старомодный английский.

Дорогая мама!

Я знаю, ты поймешь, почему я так долго не писала. Потому что я боялась навлечь на тебя подозрения. Меня считают предательницей, так как я не вернулась в Испанию, но я надеюсь, что ты меня за это простишь. Мне казалось, что так будет безопаснее для всех.

Хочу рассказать тебе, что случилось тогда, когда я уплыла в Англию на «Гаване» четыре года назад…

С каждой минутой расстояние между Мерседес и ее родным домом все увеличивалось. Незадолго до их отплытия поднялся ветер, и, когда они покидали Бискайский залив, начало штормить. Суровая погода застала всех врасплох. Многие дети никогда до этого не плавали на корабле, поэтому испугались сильной качки. Все они стали плакать, почувствовав себя беспомощными, потеряв твердую почву под ногами и ощутив первые признаки морской болезни; некоторых стало обильно рвать. Даже цвет моря был чужим. Оно было уже не голубое, а отвратительного грязного цвета. Некоторые дети сразу же заболели, а за время путешествия морская болезнь скрутила даже взрослых. Вскоре палубы стали скользкими от рвотных масс.

Несмотря на протест Мерседес, Энрике у нее забрали и отвели на верхнюю палубу. Она на много часов потеряла его из виду, и девушкой овладело такое чувство, как будто она подвела его мать.

— Ты здесь не только для того, чтобы приглядывать за своими детьми, — ругалась одна из старших воспитательниц.

Она была права. Роль Мерседес в этой поездке заключалась в том, чтобы присматривать за группой детей постарше, и некоторые учителя и священники выражали явное неодобрение ее заботой только о двух детях.

Той ночью дети спали там, где только смогли заснуть, учитывая, что судно покачивалось вверх-вниз. Некоторые устроились на дне спасательной шлюпки, другие свернулись на кольцах швартов. Мерседес мало чем могла им помочь. Ее тоже тошнило. Когда на следующий день суровое море успокоилось, все вздохнули с неимоверным облегчением. Через некоторое время показалось побережье Англии, но лишь когда море перестало швырять их по палубе из стороны в сторону, они заметили небольшую темную линию на горизонте — побережье Гемпшира. На второй день к шести тридцати они уже причаливали в Саутгемптоне.

Спокойная гладь залива показалась им раем, и, как только корабль причалил, ужасная морская болезнь исчезла. На палубе корабля маленькие ручки держались за поручни, дети всматривались в новую страну. Все, что они могли увидеть, — это видневшиеся вдали темные границы порта.

Пришвартоваться оказалось делом шумным: послышался тревожный лязг якорной цепи, и огромные веревки, с руку толщиной, были выброшены на пристань. Седовласые мужчины смотрели на них со смешанным чувством жалости и любопытства. От них совершенно не веяло угрозой. Послышались возгласы на языке, которого они не понимали, грубые агрессивные голоса и вопль портового грузчика, которому удалось перекричать всю эту какофонию.

Из-за туч показалось солнце, но испарились новизна и возбуждение от приключения. Эти дети хотели быть дома, с матерями. Во время путешествия многих братьев и сестер разделили, и понадобилось время, чтобы разбить их на группы, но тут помогли шестиугольные значки. Вскоре к каждой группе был приставлен помощник. Мерседес надеялась во время поездки узнать, что входит в ее обязанности, но из-за шторма момент был упущен.

Перед высадкой детей в очередной раз осмотрел врач, и на запястья повязали цветные ленточки, чтобы определить, нуждается ли ребенок в лечении. Красная ленточка — поход в городскую баню для выведения вшей, голубая — выявлена инфекционная болезнь, ребенка следует отправить в больничный изолятор, белая — совершенно здоров.

Все эти бедные крошки выглядели такими грязными! Волосы, красиво уложенные, украшенные лентами и аккуратно заплетенные в косы почти два дня назад, теперь спутались в огромные космы. Красивые вязаные кофты были испачканы рвотой. Сеньориты-помощницы приложили максимум усилий, чтобы привести детей в более или менее презентабельный вид.

Наконец детям разрешили забрать свои вещи, то немногое, что они взяли с собой. Маленькие девочки тут же схватились за любимые куклы, а мальчишки мужественно остались стоять, как маленькие мужчины. К тому времени когда все собрались и были готовы сойти на берег, корабль уже пришвартовали.

Любопытство было взаимным. Каждый рассматривал другого, широко открыв глаза. Испанцы смотрели на англичан, а англичане пялились на сходивших по трапу иностранных детей. Британцы были наслышаны о варварском поведении rojos в Испании, о том, как они сжигали церкви и пытали невинных монахинь. Поэтому они ожидали увидеть маленьких дикарей. Когда эти дети — некоторые даже нарядные — показались на палубе, англичане были поражены.

Первыми, кого увидели испанские дети среди англичан, были члены Армии спасения. Мерседес не знала, чего ожидать от них, одетых в темную форму, с блестящими трубами и тромбонами, наигрывавшими веселые мелодии. Они показались ей похожими на военных, но вскоре девушка поняла, что у них только самые лучшие намерения.

В Саутгемптоне, казалось, был праздник. Улицы были украшены праздничными флагами, и испанские дети улыбнулись, воображая, что все это приготовлено к их приезду. Позже они узнают, что флаги остались после празднования недавней коронации.

Те, кому выдали чистые медицинские карточки, проехали несколько километров на двухэтажных автобусах из Саутгемптона в Северный Стоунхем — место их временного проживания. Там был разбит большой лагерь, растянувшийся на трех полях, аккуратными рядами тут стояли пятьсот белых колоколообразных палаток. В каждую можно было расселить от восьми до десяти детей, девочек отдельно, мальчиков отдельно.

— Indios![92]— радостно воскликнули некоторые дети, завидев палатки.

— Они думают, что все это — большая игра в ковбоев и индейцев, — насмешливо сказал Энрике своей сестре, которая стояла рядом с ним, крепко сжимая в руках куклу.

У Мерседес сразу же возникла ассоциация с самодельными укрытиями, которые люди устанавливали по дороге из Малаги в Альмерию. Но здесь царили порядок, безопасность и, что больше всего трогало, — доброта. Среди этих зеленых лугов они нашли приют.

Организация впечатляла. Помимо разделения на мальчиков и девочек существовали отдельные территории для трех детских групп, которые создали в соответствии с политическими пристрастиями родителей. Организаторы хотели свести к минимуму стычки между враждующими сторонами.

Лагерь жил своей собственной насыщенной жизнью, по собственным правилам, согласно заведенному распорядку дня. В очередях за едой никто не толкался, несмотря на то что уходило четыре часа на то, чтобы получить первое блюдо. Многое из того, что им предлагали, для них, эмигрантов, имело странный вкус, но они были благодарны и за это. Дети и взрослые познакомились с новыми вкусами и запахами, узнали, что такое «Хорликс»[93]и чай. Мерседес обнаружила, что некоторые из ее подопечных прячут еду — слишком привыкли, что неизвестно, когда же удастся поесть в следующий раз.