Читать книгу "Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко"

— Ноне порядки воевода Жирослав Михайлович строгие завел. Не могу без его дозволения пропустить. Да вон и сам великий князь, — кивнул он в сторону появившегося на крыльце Юрия Всеволодовича. Тот, простирая руку над толпой владимирцев, крикнул:

— Во здравие моего внука жалую вина и хмельного меда, кто сколь выпить сможет!

Последние его слова потонули в восторженном реве ликующей толпы.

Юрий Всеволодович хотел было уже вернуться в терем, как встретился взглядом со своим посольским боярином. Поманив его пальцем, приказал гридям охраны:

— Сему боярину в проходе преград не чинить. Ни днем, ни ночью! — И, отведя в сторону, здесь же, на крыльце, коротко распорядился: — Отправляйся к Олегу — князю рязанскому. Послание у боярина Дорофея Федоровича возьмешь. Он тебя в путь снарядит и слово напутственное скажет. Верь ему, как мне. Теперь же прощай.

Не успев даже стряхнуть пыль с одежды, Роман Федорович опять оказался на коне, и путь его лежал в Рязань — город, в котором он не был более двадцати лет и который помнил охваченным пламенем.

Часть V

Нашествие

1

Рязань встретила Романа Федоровича суетой, озабоченностью и многолюдством. Причем большинство из встретившихся ему на пути к детинцу мужиков были оружны, а некоторые красовались шишаками и доспехами.

— Что за беда приключилась? — вопросом остановил он одного из вооруженных мужиков. Тот, не останавливаясь, на ходу бросил:

— Так татар ожидаем. Пожаловали.

— Что, войско идет?

— Нет. Посольство хана Батыги ожидаем вскорости.

Роман Федорович поспешил в княжеский терем. Посольство князя владимирского было желанным, и потому посольского боярина допустили к Юрию Игоревичу без промедления.

Рязанский князь встретил Романа Федоровича не по чину, а по-простому: обнял и расцеловал троекратно.

— А я намеревался уже и сам посольство направить к великому князю владимирскому, — широко улыбнувшись, обрадованно произнес он. — Татары к рубежам подошли. Судя по тому, что видел дозор, вся сила татарская здесь, и хан Бату тоже пришел.

— Я слышал, что хан посла шлет?

— Верно. К полудню будет в городе.

— К половцам и булгарам послов не слал. Пошел всеми туменами, — усаживаясь в предложенное кресло, со знанием дела заметил Роман Федорович. — Думается мне, что хитрит хан, выжидает, пока реки станут. Ежели хотел бы миром дело повести, не пришел бы всей силой.

— Что верно, то верно. Мои дозоры и заставы все лето татарских лазутчиков по дорогам вылавливали. Посчитать, так поболее сотни будет, — и, неожиданно спохватившись, торопливо произнес: — Ты уж прости меня, Роман Федорович, что я вот так прямо с порога тебе о беде своей говорю, что не при боярах и не в посольской палате принимаю тебя. Мысли и заботы только о татарве, чтоб они загинули, нехристи! — отчаянно махнул он рукой. — Я-то их поболее года ожидаю, порубежные городки укрепил, застав на пути их поставил немало, а все не хочется верить, что пойдут на Рязань. Только-то жить по-доброму стали, дружбу с соседями завели, города отстроили…

— С теми же заботами и великий князь Юрий Всеволодович к тебе прислал. Вот послание, — встав и поклонившись поясно, передал Роман Федорович свиток князю рязанскому. — Да, как я вижу, беда в ваши ворота стучится.

Поблагодарив, Юрий Игоревич сломал печать и развернул послание.

— Все верно пишет князь Юрий Всеволодович! — воскликнул он, прерывая чтение. — Только в единении сила! Всей Русью на татар вставать надобно!

Он вскочил с кресла и порывисто зашагал по горнице.

— Юрий предлагает союз и зовет на татар. Как ко времени! Как ко времени! Только так уж выходит, что не он меня, а я его на ворога зову.

Усевшись в кресло, князь дочитал письмо и, бережно свернув, произнес:

— Благодарю тебя, Роман Федорович, за добрую весть. Сегодня же отправлю ответное посольство. Спешить надобно. Не сегодня завтра мороз ударит. А пока отдыхай. Завтра поутру послов хана Батыги принимать буду, ты уж уважь, приди.

Когда боярин Роман Федорович вошел в посольскую палату, его поразила висевшая тишина. На расставленных вдоль стен лавках замерло более трех десятков бояр и воевод, на возвышении в окружении ближних бояр и гридей охраны в золоченом резном кресле расположился князь Юрий Игоревич, у двустворчатой двери также стояли гриди, и все молчали. Стараясь не греметь сапогами, Роман Федорович осторожно прошел на указанное ему место и сел.

Ждать пришлось недолго. По знаку князя в посольскую палату вошел огнищанин и громко доложил:

— Посольство хана Батыги!

Следом за боярином по разостланному на полу ковру, оставляя следы от грязных сапог, на середину посольской палаты прошли трое татар. Самый толстый и по виду самый важный из них, сделав шаг вперед, громко произнес, и ставший позади троицы толмач тут же перевел:

— Джихангир[64]повелевает тебе, рязанский князь, покориться, как это сделали многие правители восточных и южных земель. Ты будешь платить Бату-хану десятую долю с урожая, товаров, охотничьей добычи, выловленной рыбы, каждую десятую лошадь, десятого раба, рабыню, каждый десятый князь пойдет в полон. За то великий Джихангир не пойдет по твоей земле и даст тебе жизнь!

Татарин надменно смерил взглядом князя, ближних бояр и сделал шаг назад.

Несколько мгновений висела тишина, настолько огорошены и озадачены были бояре и воеводы бесцеремонностью и наглостью послов хана Батыя, что оторопели. И вдруг посольская палата огласилась ревом десятков глоток. Возмущению не было предела. Князь с трудом унял разбушевавшихся. Поманив толмача, он сдержанно произнес:

— Хан Бату — великий хан. Он покорил много народов, и слава о его деяниях несется впереди него. Но я ему не враг. Завтра же я снаряжу посольство к великому хану со своим ответом. А сегодня вечером я приглашаю вас на пир.

Ханский посол ухмыльнулся и, выпятив и без того торчащий живот, процедил сквозь зубы:

— Не пировать послал нас Бату-хан, а волю его нести. Наш путь лежит в земли Юрия владимирского, тебе же, князь, я дам одного воина. Он проводит твоего посла в стан Джихангира.

Татарские послы развернулись и, топоча сапогами, вышли из посольской палаты.

Взоры бояр и воевод обратились к Юрию Игоревичу. «Неужто спустит князь такую дерзость и неуважение?» — задавался каждый вопросом, и этот невысказанный вопрос князь читал в каждом взгляде.

— Что, горько? — усмехнулся князь. — А мне больно! Сжал гордость свою княжескую в кулак и молчал! Даже на пир наглецов пригласил.