Читать книгу "Дарующие Смерть, Коварство и Любовь - Сэмюэл Блэк"

Я кивнул — он говорил правду.

Леонардо глянул в серое небо, грозно и таинственно несущее над нами вихревые облака.

— Мы строим планы. Мы лелеем мечты. Боремся с врагами. Любим друзей. Нас сжигают сильные страсти и желания. Но, в сущности, мы подобны пепельной пыли… и, согласитесь, небесный ветер способен занести нас в непредсказуемые сферы…

Часть VI

УЛЫБКА ФОРТУНЫ (1505–1516)

43

Окрестности Флоренции, 9 сентября 1505 года

ЛЕОНАРДО

Затемно мы покинули гостиницу в Фьезоле и медленно начали подниматься на Монте Чечери.[47]Утро выдалось теплым, сухим и серебристо-серым. Моя лошадь шла рядом с мулом Томмазо, и мы обсуждали возможные направления ветра и неожиданные места будущего приземления. Впереди Салаи руководил четверкой слуг, которые вели мулов, тащивших наш механический самолет.

Гигантская птица…

Птицу погрузили на телегу и привязали веревками. Налетавший ветер заставлял ее двигаться из стороны в сторону, и даже казалось, что ее обуревает неукротимое желание вырваться, подняться и улететь, освободившись от земных оков.

Гигантская птица отправится в первый полет с вершины Горы Лебедя, наполнив мироздание изумлением, наполнив все хроники летной славой и принеся вечную славу породившему птицу гнезду…

Порой Салаи поворачивался к нам и отпускал всякие шуточки. Он, к примеру, интересовался, оставил ли я завещание и много ли денег он получит в случае моей смерти.

— Ответа ты не дождешься, — заявил я. — Мне не хочется, чтобы ты испортил мои крылья только потому, что возмечтал заграбастать мои дукаты.

Мы дружно расхохотались.

Когда наша компания поднялась на вершину Монте Чечери, серебристые земли уже просияли солнечной зеленью, а небеса поблескивали чистейшей бирюзой. Мы отдохнули, устроили скромный пикник, подкрепившись захваченным с собой хлебом и козьим сыром с помидорами. Салаи раскинулся в высокой траве. Томмазо проверил сочленения конструкции, крылья и сбрую. Я стоял, уединившись, на краю обрыва и обозревал простирающиеся на много миль луга и рощи… и единственное большое озеро, где несколько слуг ждали с гребной лодкой на тот случай, если мне придется приводниться. Потом я поднял глаза в небеса и, увидев других птиц, моих небесных спутников, как обычно восхитился легкостью их движений, завидуя их свободе и воображая, как наконец почувствую себя таким же крылатым созданием.

Мне уже пятьдесят три года, но я вновь чувствовал себя ребенком.

Мое имя будет написано в небесах…

Томмазо остановился рядом со мной. Облизнув кончик пальца, он проверил направление ветра. Его порывы, казалось, налетали на нас со всех сторон, хотя мы, разумеется, предпочли бы большее постоянство. Я не стал сетовать на капризы ветра, как и Томмазо. Лучше сосредоточиться на том, чем мы способны управлять. Я поинтересовался состоянием механизма, и Томмазо ответил, что все в порядке — дорога ему не повредила.

— Значит, все готово?

— Главное, как вы, маэстро…

Я закрыл глаза. Глубоко вздохнул. Вновь открыл глаза. И кивнул.

Томмазо начал привязывать меня к крыльям. В силу необходимости шелковые веревки плотно охватывали мою грудь. Странно, каким ограниченным должно быть положение, позволяющее обрести свободу. Я защитил глаза солнечными очками, поскольку лучшим местом для летного старта был длинный и пологий южный склон вершины, завершающийся отвесным обрывом. Мне навстречу сияло утреннее солнце, но его свет был приглушен окрашенными сепией линзами. Томмазо помог мне выйти на исходную позицию, и я зацепился взглядом за край горы, обрывающейся в пропасть. Веревки на моей груди, казалось, затянулись еще туже.

— Вы готовы, маэстро?

М-да… готов ли я?

— Да, — выдохнул я.

— Вперед!

И мы побежали. Томмазо и Салаи пока поддерживали с двух сторон концы крыльев. Травянистый ковер расплывался под моими ногами, но я приспособился к наклону и не спотыкался об камни, усыпавшие передо мной землю. В моих ушах уже засвистел ветер. Солнечные очки затуманились, почти лишив меня зрения.

— Вы свободны! — закричал Томмазо.

Согласно нашей договоренности, это означало, что они с Салаи не могут больше меня сопровождать… вынуждены отпустить крылья и остановиться, чтобы избежать смертельного падения. Теперь я предоставлен самому себе.

Осталось всего шагов пять. Задыхаясь от усилий, я бежал дальше. Ноги устали, но поднятые крылья увлекали меня вперед и словно по волне то приподнимали, то вновь слегка притягивали к земле. Но вот…

…Нарастающий страх…

…Земля уходила у меня из-под ног. Я молотил ногами в воздухе. Изо рта у меня вырвался беззвучный крик. Порыв ветра сорвал с меня солнечные очки, и теперь я ослеплен светилом. Я прищурил заслезившиеся глаза. Неужели я падал? Неужели мне суждено разбиться и умереть?

Но нет, крылья вновь потащили меня наверх, и я чудесным образом воспарил, словно удерживаемый в небесах дланью Господа. Именно так, как я надеялся, как мечтал. Математика победила плоть… плоть победила божественный замысел. Чудо. Я не мог смахнуть слезы с глаз, но видел сквозь их пелену и солнце, и синеву неба… я глядел в лицо Бога, прямо в Его глаза.

Озариться блистающим светом…

Я летел! Мне хотелось кричать от радости, но я захлебывался ветром, и слова застревали в горле. Жаркое солнце ласкало мои щеки, под одеждой по телу пробегали ручейки пота. Я слышал, как скрипели кожаные суставы летательного механизма, в ушах моих завывал ветер. Плечи и спину начинало ломить. В уши словно вставили ватные шарики.

Мне хотелось бы лететь немного ниже, чтобы более отчетливо разглядеть далекую землю. Я повернул голову в сторону в надежде понять, где нахожусь, но внезапно парение закончилось. Бог закрыл глаза, и я почувствовал лишь огромное смятение и страх, порожденный падением вышедшего из-под контроля тяжелого механизма, который стремительно увлекал меня к земле. Я ничего не видел, слышал лишь вой, пронзительный ревущий вой — и в этом неистовом падении внезапно подумал о грозах, о сражении… Подумал о незаконченной фреске на стене Большого зала и понял, что никогда ее не закончу. И, видя приближающуюся землю, попытался взмахнуть правым крылом, чтобы меня не переворачивало в воздухе, но осознал, что уже не в силах буду исправить прошлые ошибки — облетающую на землю фреску, разрушенный стрелами глиняный конный памятник, бронза которого пошла на отливку пушек, неотредактированные тетради, оставшиеся без ответов вопросы, ограниченность денежных средств и законов, разочарования любви, слабость преклонных лет, неизбежность смерти и нехватку времени, нехватку времени, нехватку… но неожиданно земля сменилась темно-голубым озером, его воды врезались в меня, и я…