Читать книгу "Жизнь после жизни - Кейт Аткинсон"

Взгляду открылось ужасное зрелище: повсюду валялись обезображенные трупы, подчас одни торсы, словно голые портновские манекены. Урсуле вспомнились витринные манекены, которые они с Ральфом видели на Оксфорд-стрит, где взрывом разворотило универмаг «Джон Льюис». Санитар с носилками, не нашедший пока живых пострадавших, вытаскивал торчащие из-под обломков руки и ноги. Можно было подумать, он вознамерился позже собрать покойных по кускам. Занимается ли кто-нибудь этим делом? — спросила себя Урсула. Например, в моргах: не пытаются ли там складывать людей, как головоломки? Некоторые, конечно, уже не поддавались воссозданию: двое спасателей лопатами грузили в короба клочья человеческой плоти, а третий длинным скребком отчищал что-то от стены.

Урсула подумала, что могла знать кого-то из жертв. Квартира в Филлимор-Гарденз находилась всего в паре кварталов. Не исключено, что с кем-то из этих людей она сталкивалась по дороге на работу, перекидывалась парой фраз в бакалейной или мясной лавке.

— Вероятно, здесь будет много неопознанных, — сказала мисс Вулф.

Она только что переговорила с дежурным офицером, и тот, похоже, остался ей благодарен за разумные соображения.

— Так что о самоуправстве речи нет, можете не беспокоиться.

Над человеком с длинным скребком, этажом выше (впрочем, этажа как такового не осталось), на вешалке, зацепленной за рейку для картин, болталось платье. Урсула нередко ловила себя на том, что эти мелкие приметы домашней жизни — оставленный на плите чайник, нетронутый ужин — волнуют ее сильнее, чем картины огромных бед и разрушений. Впрочем, приглядевшись к этому платью, она поняла, что оно до сих пор надето на женщину, лишившуюся головы и ног, но не рук. Непредсказуемость взрывов всегда поражала. У этой женщины голова будто впечаталась в стену. Огонь полыхал так ярко, что Урсула смогла разглядеть маленькую брошь, прикрепленную к платью. Черную кошку с глазком-стразом.

Стоило Урсуле двинуться к задней стене этого дома, как обломки стали разъезжаться у нее под ногами. На пути ей попалась привалившаяся к куче мусора женщина, которая сидела разметав руки и ноги, как тряпичная кукла. Вид у нее был такой, словно некая сила подняла ее в воздух и отпустила, — вероятно, так и случилось. Урсула окликнула санитара с носилками, но в этот миг над ними пронеслись очередные бомбардировщики, и ее никто не услышал.

Женщина была покрыта серой пылью, а потому определить ее возраст не представлялось возможным. На руке у нее багровел страшный ожог. Порывшись в сумке с медикаментами, Урсула вытащила тюбик бернола и нанесла немного мази ей на руку. С какой целью это было сделано, она и сама не знала: бедной женщине средство от ожогов помочь уже не могло. Урсула пожалела, что у нее нет с собой воды: больно было видеть, как иссушены женские губы.

Вдруг пострадавшая открыла свои карие глаза со слипшимися, серыми от пыли ресницами, силясь что-то сказать хриплым голосом, но Урсула не смогла разобрать ни слова. Не иностранка ли?

— Что-что? — переспросила Урсула, чувствуя, что женщина из последних сил цепляется за жизнь.

— Ребенок, — неожиданно выдавила она, — где мой ребенок?

— Ребенок? — повторила за ней Урсула и огляделась по сторонам.

Никакого ребенка поблизости не оказалось. Вероятно, его завалило обломками.

— Его зовут… — гортанно и неразборчиво, с огромным усилием выдавила женщина, — Эмиль.

— Эмиль?

Та едва заметно кивнула, — как видно, у нее не осталось сил говорить. Урсула еще раз посмотрела по сторонам. Решив хотя бы узнать возраст ребенка, она повернулась к женщине, но та бессильно свесила голову набок. Урсула пощупала ее запястье — пульса не было.

Тогда она пошла искать живых.

— Сможете передать мистеру Эмсли таблетку морфия? — попросила мисс Вулф.

До них доносились женские вопли и площадная брань; миссис Вулф добавила:

— Вот именно, для дамы, которая так шумит.

Как подсказывал их опыт, крикуны обычно не умирали. Эта пострадавшая, судя по силе голоса, готова была самостоятельно выбраться из кучи мусора и припустить бегом по Кенсингтон-Гарденз.

Мистер Эмсли находился в подвале дома; двоим спасателям пришлось спустить Урсулу вниз, а дальше она поползла по куче балок и кирпичей. У нее было подозрение, что весь дом подпирает одна эта куча.

Она увидела, что мистер Эмсли почти лежит, вытянувшись рядом с пострадавшей. Ниже пояса та была полностью завалена обломками, но не теряла сознания и весьма красноречиво высказывалась насчет своего бедственного положения.

— Скоро вытащим вас отсюда, — приговаривал мистер Эмсли. — А там и чаю попьем, да? Попьем чайку? Хорошо, да? Я бы и сам не прочь. А вот и мисс Тодд, обезболивающее принесла, — успокаивал он.

Урсула протянула ему крошечную таблетку. Мистер Эмсли управлялся прекрасно — трудно было представить, чтобы он стоял за прилавком в фартуке бакалейщика, взвешивая сахар и масло.

Одна стена подвала была укреплена мешками с песком, но от взрыва почти весь песок высыпался, и Урсулу на миг посетило странное, тревожное видение: как будто она под крик чаек бежит по какому-то ветреному пляжу вслед за подпрыгивающим обручем; но столь же внезапно она перенеслась назад, в подвал. Чего только не померещится от недосыпа, подумала она.

— Где тебя черти носили? — Пострадавшая с жадностью проглотила морфий. — Я уж поняла, что вы тут, на фиг, чаи гоняете.

Молодая, отметила Урсула, и на удивление знакомая. Цепляется за большую черную сумку, будто хочет удержаться на плаву в мусорном море.

— Курнуть есть?

С немалыми трудностями — там было не повернуться — мистер Эмсли достал из кармана мятую пачку «Плейерс», а потом с еще большими трудностями — коробок спичек.

Женские пальцы нервно барабанили по кожаной сумке.

— Вас только за смертью посылать, — язвительно бросила пострадавшая и сделала глубокую затяжку. — Извиняюсь, конечно. В таком endroit нервишки не выдерживают.

— Рене? — поразилась Урсула.

— А тебе-то что? — К ней вернулась прежняя хамоватость.

— Мы пару недель назад познакомились в гардеробе «Черинг-Кросс-отеля».

— Ты обозналась, — сухо выговорила она. — Меня вечно не за ту принимают. Наверно, физиономия простая. — Она еще раз глубоко затянулась и медленно, с наслаждением выпустила дым. — А «колеса» еще есть? — спросила она. — У барыг такие втридорога идут, зуб даю.

У нее заплетался язык, — очевидно, морфий подействовал, решила Урсула, но тут девушка выронила сигарету и закатила глаза. У нее начались судороги. Мистер Эмсли схватил ее за руку.

Бросив на него быстрый взгляд, Урсула заметила репродукцию «Мыльных пузырей» Милле, прикрепленную клейкой лентой к стене за его спиной, над мешками с песком. Эту картину она терпеть не могла. Ей никогда не нравились прерафаэлиты, изображавшие сопливых, будто одурманенных женщин. Нашла время и место порассуждать об искусстве, сказала она себе. Урсула теперь почти равнодушно относилась к смерти. Ее мягкая душа окаменела. (Это к лучшему, думалось ей.) А сама она сделалась клинком, закаленным в огне. И вновь на долю секунды она перенеслась куда-то далеко. Спускалась по лестнице, разглядывала цветы глицинии, выпадала из окна.