Читать книгу "Алхимия убийства - Кэрол Макклири"

В субмарине, куда спустились Жюль, Моран, трое полицейских и столько же членов экипажа, жарко, тесно и темно. По всей длине судна только две лампы, да и каждая из них горит не ярче, чем свеча.

Воздух сильно нагретый и спертый, отчего Жюлю трудно дышать. Один из полицейских закашлялся, и Жюль прикладывает платок к носу и рту — а вдруг этот человек болен.

— Осторожно, — кричит капитан, — сейчас мы столкнемся с баржей.

После мягкого толчка происходит стыковка, и открывается дверь передней переборки. Вытянув шею, Жюль видит, что капитан с фонарем проползает на четвереньках в носовую часть субмарины. Почти в тот же момент слышится вой пилы, врезающейся в деревянную обшивку. Дым и опилки заполняют субмарину, и все начинают кашлять.

Капитан кричит: «Готово», — и Жюль, держа в руке пистолет, начинает ползти за полицейскими. В горле у него першит от дыма и опилок, ноги болят из-за того, что передвигаться приходится ползком, колени в ссадинах от заклепок. Как ему при этом не вспомнить слова Нелли, что приключениями она называет опасные моменты, только когда они позади.

Подходит его очередь пролезать через отверстие в корпусе в темную комнату. Полицейские стоят друг за другом перед дверью в переборке, когда он встает на ноги. Странного вида устройство прикреплено к двери.

Жюль смотрит на него при свете фонаря и понимает, что оно похоже на то, о чем он писал.

67

Нелли, Оскар и Перун

Экипаж везет нас на Монмартр. Мы оставляем его перед переулком, по которому упряжка не проедет. Перун идет впереди, а Маллио завершает шествие, не расставаясь со своим пистолетом. Любая попытка бежать неминуемо окончится смертью. От противоположного конца переулка начинается длинный лестничный пролет, а за ним еще один. Я уверена, что поднималась по этим ступеням в ту ночь, когда мы шли с Жюлем в таверну, где старый уголовник подает несвежее пиво анархистам.

Наверху следующей лестницы двое итальянских гимнастов и другие заговорщики ожидают нас. Из разговора между Перуном и акробаткой мне становится ясно, что нас с Оскаром захватили как заложников.

Когда мы с лестницы переходим на ровную поверхность, Оскар шепотом сообщает мне:

— Их план скоро будет осуществлен, и потом мы им больше не понадобимся.

— Это успокаивает.

Пройдя немного, мы оказываемся перед заколоченным входом. Для Перуна дверь легко открывается, и мы входим в тоннель, освещенный фонарями. Пока мы идем по тоннелю, люди Перуна поднимают небольшие деревянные коробки, сложенные у стен, и несут с собой. То, с какой осторожностью люди брали коробки, наводит меня на мысль, не являются ли они микробными бомбами Перуна. Я думаю, не стоит ли поделиться своими предположениями с Оскаром. Он в таком же подавленном состоянии, как и я.

— Нелли, — с напряжением в голосе говорит Оскар, — вы знаете, что мы идем по катакомбам, где добывали гипс? — Он не ожидает ответа, ему просто нужно говорить, и его слова текут безостановочным потоком. — Из него делали штукатурку. Вы, должно быть, знаете, что многие величайшие произведения живописи были выполнены на тонком слое штукатурки. В том числе росписи Сикстинской капеллы Микеланджело. Мне кажется, Перун поступил правильно, выбрав старый гипсовый карьер не только в качестве тайного хранилища, но и по другой причине: тела тысяч анархистов и коммунаров, убитых во время штурма Холма, были сброшены в эти ямы. Надеюсь, мы не разделим их участь.

Акробатка поворачивается и приставляет винтовку к груди Оскара.

— Закрой свою пасть.

Оскар открывает рот, чтобы сказать что-то, но сдерживается. Я похлопываю его по спине, и мы продолжаем идти, как кажется, по нескончаемому, петляющему тоннелю. Хуже всего то, что чем дальше мы идем, тем ниже и ниже становится тоннель, и даже мне приходится наклоняться. Бедный Оскар чуть ли не ползет на четвереньках. Наконец мы подходим еще к одной двери — на этот раз стальной. Я ни за что не догадалась бы, что за ней вход в клоаку.

Я никогда не бывала в таком месте, и удивлена, какой здесь смрад. Он совсем не тот, что я себе представляла, не ужасная вонь нечистот, а влажный запах плесени. Я будто в своем гробу.

Наши похитители складывают коробки у лестницы к люку.

— Осторожно, — говорит им Перун. — Если взорвется хоть одна из них, нам конец, и вся работа пойдет насмарку.

Мы с Оскаром обмениваемся взглядами. Эти коробки — бомбы. И учитывая, чем занимается Перун, они начинены смертоносным составом. Мы подносим платки к носу, но другие и не думают прикрывать свои лица — ведь они фанатики, готовые отдать жизнь за свое дело.

Перун поднимается по лестнице, открывает люк, и становится виден большой, наполненный горячим воздухом шар, висящий почти над самой землей.

Я ловлю взгляд Оскара и киваю на коробки и шар. Он тоже понимающе кивает мне. Они собираются сбрасывать на город свои ужасные бомбы с воздуха.

Перун, Маллио и их сообщники начинают, как они говорят, «заряжать» коробки и осторожно поднимать их наверх через люк.

Акробатке поручено стеречь нас. Она в каких-нибудь двух шагах от нас, стоит, прислонившись к стене, с винтовкой в руках, готовая пустить ее в дело. Я не сомневаюсь, что она не будет раздумывать.

Оскар показывает на сложенные коробки.

— Бомбы со смертоносными микробами?

Она отвечает надменным тоном:

— Мелкая пыль с мириадами микроорганизмов. Когда коробки будут сброшены над городом, небольшой нитроглицериновый заряд взорвет их и разметает пыль. Весь город превратится в кладбище.

— Вам тоже не уцелеть, — говорю я. — Микробы попадут и в подвесную корзину.

— Мы готовы пожертвовать своей жизнью. Но на нас будут еще маски.

В углу на противоположной стороне тоннеля к стене приставлены винтовки. Поодаль стоит открытая коробка с тремя шарами, похожими на небольшие пушечные ядра.

— Нитроглицериновые ручные бомбы, — объясняет Оскар. — Какими они убили царя. Наверняка приготовлены для полиции, если она сюда сунется. Один мой приятель анархист показывал мне такую бомбу, когда я работал над пьесой о Вере Засулич.

— Меня поражает дерзость и жестокость их затеи, — говорю я.

— Безумие не знает границ, — замечает Оскар.

— Заткнитесь, вы оба.

Я неодобрительно смотрю на девушку.

— Вы странным образом служите революционным идеалам. Ваш лидер — психически ненормальный убийца, получающий наслаждение оттого, что изуверствует над женщинами. Вы хотите убить десятки тысяч ни в чем не повинных детей, женщин и беспомощных стариков. Неужели вы так жестоки, что гибель стольких невинных жертв не разжалобит вашу душу?

Молодая женщина и глазом не моргнула. На ее лице равнодушие — ни злобы, ни волнения, ни радости. Это полное безразличие к творимому злу говорит, что за миловидным личиком скрывается кровожадное исчадие.