Читать книгу "Ночной молочник - Андрей Курков"

– Дарьюшка угостила, у нее запасов много. Целые связки сухих грибов на кухне висят.

Семен послушно зашел за женой на кухню. На ходу вспоминал кухню Дарьи Ивановны, где недавно пил то ли чай, то ли кофе. Кухню вспомнил, но никаких связок сухих грибов припомнить не мог. Уселся за стол. Внимательно следил, как Вероника насыпала ему из сковородки грибов с картошкой. Дала ему и вилку, и кусок черного хлеба отрезала. А сама потом села напротив.

– Ты кушай! – произнесла ласково. – Я уже поела. Не дождалась тебя!

Семен взял в руку вилку, опустил взгляд на грибы. Его мысли спутались, смешались. Ощущение тайной опасности пробежалось холодком по спине. Что-то тут было не так! Ее заботливость, ее добрый взгляд – все это было нелогично! Жена находит доказательство того, что у мужа есть другая женщина. И после этого целует его, обнимает и готовит ему на ужин картошку с грибами?!

Подозрение заставило Семена внимательнее присмотреться к грибам. Но если грибы порезать и пожарить, уже не отличишь белый гриб от мухомора или бледной поганки.

Семен подцепил вилкой кусок картошки, отправил его в рот. Жевал медленно, «прислушиваясь» языком ко вкусу еды. И одновременно смотрел в глаза Веронике. Смотрел робко и с испугом, взглядом кролика.

– Кушай, кушай! – пропела жена. – Грибы бери, не одну картошку!

Семен послушно подцепил вилкой кусочек гриба. Положил его в рот, пожевал. Вкус обычный, но что с ним, с Семеном, будет через два часа? Ведь отравленный грибами умирает через два часа после того, как их съел! Откуда он это знает, про два часа? Семен задумался.

– Который час? – спросил он Веронику.

– Уже восьмой. Кушай, ты же целый день не ел!

Семен кивнул. Подумал, что теперь, после первого кусочка, ему уже нечего терять.

– Я завтра на похороны с утра, – заговорила снова Вероника.

– А кто умер? – осторожно спросил он.

– Эдик, муж Дарьи Ивановны.

– Но ведь вы его уже хоронили!

– Да, он давно умер, – согласилась Вероника. – Но по-настоящему мы его еще не хоронили. Дарьюшка его бальзамировала, но ничего не получилось… Так что решили просто похоронить. А у тебя завтра какие планы?

Семен пожал плечами.

– Если буду жив, – вырвалось вдруг у него, – то надо будет на работу. Володька сегодня без меня по делам мотался…

Вероника, казалось, пропустила слова мужа мимо ушей.

– Помнишь, ты про девочку говорил, которую можно удочерить? – Она наклонила голову набок и сощурила взгляд, глядя мужу в глаза.

– Помню.

– Ты кушай, кушай! – она кивнула на тарелку с ужином. – Я думаю… Можно было бы попробовать…

– Попробовать удочерить? – удивился Семен и опустил вилку с наколотым кусочком гриба обратно на тарелку.

– Ну да! – Вероника явно удивилась удивлению мужа. – Может, давай я тебя сама покормлю, как ребеночка?!

И она пересела поближе, взяла вилку и поднесла ее ко рту Семена.

– Хорошо, я позвоню, – сказал он и снял зубами кусочек гриба с вилки. – Через пару часов.

Взгляд его спустился с лица жены и застыл на ее облегающем тонком свитерке синего цвета, под которым хорошо прочитывалась грудь, освобожденная от лифчика.

Минут пять спустя тарелка была пустой. Вероника скормила мужу грибы с картошкой, скормила игриво, почти балуясь. Пару раз она закрывала глаза, и ей казалось, что она кормит малыша, их малыша, девочку, капризную, выплевывающую пищу на нагрудный слюнявчик.

Чай они пили вместе. И Семен опять засомневался в психическом здоровье жены. Она вдруг стала веселой и вспомнила почему-то свое детство. Семен слушал ее, сохраняя серьезное и озабоченное выражение лица. Слушал и одновременно не выпускал из внимания свой желудок. Он ожидал признаков отравления. Какой-нибудь резкой боли или спазма. Так прошло полтора часа.

«Наверно, все-таки нормальные грибы», – подумал вдруг Семен, глядя на болтающую без умолку Веронику.

– Ты такой серьезный, – с упреком сказала она, остановив свой рассказ о каком-то детском приключении на полуслове.

– Я позвоню, – Семен поднялся из-за стола. – Насчет этой девочки…

– Хорошо, – закивала Вероника.

Она осталась на кухне. Проводив взглядом мужа, достала из шкафчика початую бутылку «Закарпатского» коньяка и две стопочки. Поставила на стол.

Семен набрал номер мобильника Геннадия Ильича.

– Кто это? – услышал из трубки знакомый, не очень приветливый голос.

– Геннадий Ильич! Это я, Семен. Вы не заняты?

– Говори!

– Жена согласилась.

– На что?

– Ну, помните, вы спрашивали насчет девочки? Чтобы удочерить…

– Помню, – мрачно ответил депутат. – Хорошо помню.

– Так как? – спросил Семен. – Жена уже согласна.

– Ты извини, я немного не в форме сейчас. Давай я водителя к тебе пошлю. Приедешь – и поговорим!

– Сейчас?

– А чего откладывать? Сиди дома! Он приедет, позвонит тебе снизу!

Семен вернулся на кухню.

Они с Вероникой выпили коньяка.

– Скоро весна, – мечтательно произнесла Вероника, облизывая губы.

Не спеша, и уже почти без слов они допили бутылку. Глаза Вероники наполнялись пьяной добротой.

Зазвонил мобильник. Водитель депутата сообщил, что ждет внизу, под домом. Семен объяснил Веронике, что поедет сейчас говорить по поводу той девочки.

– Я пойду спать, – Вероника поцеловала его в щеку. – Может, она мне приснится?! А может, я еще дождусь твоего возвращения?! – игриво добавила она.

На улице пахло теплой сыростью. Накрапывал дождик. Темно-синяя БМВ многозначительно отражала желтый свет ближнего уличного фонаря.

93

Киев. Улица Воровского. Квартира номер 17

Утро в этот день у Дарьи Ивановны получилось слишком раннее. Она и ночью-то почти не спала. Все казалось ей, что на кресле лицом к балконной двери по-прежнему сидит ее Эдик, и лунный свет, а луна этой ночью была полная и яркая, подкрашивает звонким серебром его седые виски. Проходила она несколько раз за ночь в ванную комнату через гостиную, между креслом и столом. И каждый раз только краем глаза на кресло косила.

Ясное дело, виной тому были назначенные на сегодняшнее утро похороны, которые как бы последнюю черту подводили в их с Эдиком отношениях, в тех отношениях, которые между ними уже после смерти Эдика сложились.

И в половину шестого утра, когда Дарья Ивановна поняла, что заснуть ей уже не удастся, а луна за окном исчезла, словно потухла, и удивительно тихо и темно стало, с ненавязчивым укором прозвучало в ее голове: «С любимыми не расставайтесь!» И прозвучало это его, Эдика, голосом.