Читать книгу "Ночной молочник - Андрей Курков"

Киев. Зимняя ночь

Есть истории, которые начинаются однажды и никогда не заканчиваются. Просто не могут закончиться. Потому, что своим началом они порождают десятки отдельных исто-рий, и у каждой – свое продолжение. Это как удар камешка по лобовому стеклу автомобиля, от которого во все стороны трещинки, и от каждого ухаба на дороге то одна трещинка удлиняется, то другая. Вот и эта история началась зимней ночью и продолжается по сей день. Но сейчас нам известно только ее начало. Дело было ночью, в Киеве, на углу Стрелецкой и Ярославова Вала, совсем рядом с отелем «Рэддиссон», на том самом углу, где кто-то неизвестный до сих пор оставляет на ночь свой розовый «хаммер». Собственно, все и началось в узеньком проходе между припаркованным частично на тротуаре «хаммером» и стенкой углового кафе, открывшегося не так давно, может, с год назад.

По Ярославову Валу со стороны Золотых ворот к этому углу шел в странном состоянии аптекарь и заядлый грибник Эдуард Иванович Зарвазин. Он был одет по-осеннему, в длинный плащ и шляпу, а на его ногах поблескивали в свете ночных фонарей лакированные ботинки. Да! Дело было ночью и к тому же не осенью, а довольно глубокой зимой, в середине января. И в том же свете тех же ночных фонарей блестело все, но прежде всего снег и лед. Зарвазин шел неспешно, словно и не было у него никакой особенной цели, кроме как прогуляться спокойной зимней киевской ночью по безлюдным, радующим глаз своей неподвижностью улицам центра.

А в это время по Стрелецкой улице в сторону Ярославова Вала довольно спешной, нервной походкой приближалась молодая тридцатилетняя женщина, о которой к моменту происшествия ничего известно не было. Она была в длинной, но легкой лисьей шубке, купленной ей уже забытым к сегодняшнему дню ухажером два года назад в магазине «Империя меха» на Подоле. Но вот меховой шапочкой она похвастать не могла. Прежний ухажер на шапочку поскупился, а два последующие кавалера пришли и ушли, так и не оставив о себе ни теплой памяти, ни теплых подарков, способных согреть зимой одинокую женскую душу. Ее волосы, подкрашенные в цвет, близкий к рыжему или, как сами рыжеволосые предпочитают говорить, – к золотому, привлекали внимание даже ночью. Тонкий ее носик был красноват из-за легкого мороза или такого же легкого насморка. Но мы оставим здесь как причину покраснения морозец. У красивых дам не бывает насморка. Как минимум на улице и ночью.

Она остановилась на мгновение у норвежского посольства, пытаясь прочитать вывеску с указанием времени приема документов на визы. Впрочем, ей не нужна была норвежская виза. Она была из тех мечтательных особ, которые любят читать названия улиц, магазинов, кафе и ресторанов, но никак не аббревиатуры различных государственных и негосударственных учреждений.

Когда она утратила свой интерес к выдаче норвежских виз и продолжила свой путь, улицу Стрелецкую со стороны гостиницы «Рэддиссон» стал переходить моложавый и физически крепкий мужчина лет сорока. На нем была темно-синяя куртка «Коламбия», способная предохранять владельца от пятидесятиградусных морозов, джинсы и кроссовки-ботинки, делавшие его походку пружинящей и спортивной. Его взгляд фиксировал зимнюю улицу с безразличием вебкамеры. Даже шедший ему навстречу человек в шляпе и в пальто не вызывал у него никакого интереса. Но когда из-за розового «хаммера», припаркованного на самом углу улицы, вышла женщина с золотыми волосами, мужчина в шляпе остановился, и в его руках блеснула сталь.

Моложавый в куртке в два прыжка долетел до мужчины в плаще и шляпе. Женщина отбежала назад и, прижавшись спиной к стенке кафе, с открытым ртом наблюдала за происходящим. А происходящее? Происходящее почти мгновенно стало произошедшим. Между «хаммером» и стенкой углового кафе остался лежать аптекарь и заядлый грибник Эдуард Иванович Зарвазин. Рядом с ним на искрящемся от фонарного света снегу лежал маленький перочинный ножик с мокрым потемневшим лезвием. А мужчина в куртке бежал вниз, по улице Ивана Франко. Бежал и тащил за собой женщину. Он крепко сжимал ее ладонь в своей, то и дело оглядывался и торопил ее взглядом и движением губ, которые шевелились в ритме слова «давай!» Высокие каблуки итальянских сапожек мешали ей бежать. Расстегнувшаяся шуба развевалась, как флаг неведомой зимней страны, а в ее глазах застыло, как замерзло, удивление.