Читать книгу "Только никому не говори. Солнце любви - Инна Булгакова"

- Близкого, — перебил племянник. — Понимаешь? Кого он не хотел без веских доказательств обвинить.

- Да кого?!

- Владельца «мертвой головы» — пока определеннее не могу сказать.

- Терпеть не могу кладбищ, — по некоей загадочной ассоциации заявила Ольга Ипполитовна.

27

Специально он не подгадывал, но подгадал: она сидела на скамейке в сквозной древесной тени. и еще кто- то рядышком (сходу не видать из-за кустов). И вновь волнение охватило душу: вот так вот Подземельный, небось навеселе, беззаботно следовал домой и на беду свою заметил монстра (как выразилась тетка), Маргариту не разглядел и позабыл пустячный эпизод. До поры до времени. Петр Романович сделал несколько осторожных шагов. О, владелец града Китежа (сутенером называл его теперь философ про себя). Бывшие супруги беседовали очень серьезно и сосредоточенно. Он понаблюдал и двинулся было дальше, как вдруг Ангелевич вскочил и удалился в сторону Копьевского переулка. Объект свободен.

Лана, в белой кружевной шляпе и шикарном строгом, несмотря на жару, костюме, глядела из-под полей, как приближается ее любовник.

Позапрошлой ночью они не условились о встрече, но она подразумевалась; и только история преступления отвлекала — сильно отвлекала — от истории любовной. Он молча взял ее руку и поцеловал в ладонь.

- Садись, у меня еще есть сорок минут. Почему ты хромаешь?

- Разве? — тут он запоздало ощутил легкую боль в щиколотке и привычно начал: — Ударился во сне о ножку качалки. То есть не во сне и не об качалку.

- Что-то я не пойму.

Она задумчиво смотрела на зеленовато-мутноватую воду пруда (вмиг возник в воображении кузен с розой, из воздуха соткался Воланд и вопросил мрачно: «Вы какие предпочитаете?»).

- В четверг после спирта Подземельного я заснул… — Петр помолчал, потом продолжал размеренно, перебирая ирреальные детали сна… не сна… и заключил:

- Сон и явь переплелись в тяжелом опьянении. Мы не поняли друг друга — представляешь? — я испугался впустить «мертвого» и захлопнул дверь.

- Жуткая история, как будто мистическая, но ты не виноват.

- Я его предал в то время.

- В чем же предательство? В чем?

- В том, что я поверил, будто он убийца.

- А Павел — что убийца ты!

- Но он положил за меня жизнь, а я.

- Все в его вину поверили.

- Все, кроме отца.

Лана возразила резко:

- Твой взгляд на жизнь слишком идеален.

- Не тебе бы упрекать меня. Ты отказалась от завидного мужа ради.

- Что замолчал? Ради чего, по- твоему?

«Ради любви, — хотел ответить он «идеально», но подумалось: А если она бросила больного убийцу?»

- Это бесплодный спор, — бросила Лана (днем она жестче, отметил он, ночью нежнее). — У тебя осталось очень мало времени, чтоб доказать свою невиновность.

Обе женщины, принимающие участие в судьбе философа, вдруг чего- то испугались. «Ангелевича? Ангелевич внушает им, что монстр — это я?»

- Ты меня боишься?

- Да почему?

- Меня теперь все боятся. О чем вы сейчас разговаривали с Валерием Витальевичем?

- Он убежден, что ты убийца.

- Что ж, по крайней мере в тебе я не ошибся: ты человек прямой и честный. Аналитик тебя убедил?

- Он больной, — уклонилась она от прямого ответа; Петр Романович поинтересовался вкрадчиво:

- И какая же у него болезнь?

- Гениальность.

- Ну, простительная слабость у человека талантливого.

- Талант иссяк, — сухо констатировала Лана. — Тогда и появилась эта кретинская идея — всемирная академия (бордель вместо творчества). Он стал невыносим, одержим. нет, я не могу с ним жить.

«Не из-за меня, — отметил Петр Романович с облегчением. — Хоть тут я не виноват.»

- Бордель вместо творчества, — повторил вслух. — Не появилась ли эта идейка после гибели проститутки?

- Притянуто за уши, — отмахнулась она. — Расскажи лучше, почему ты не встретился с братом. Или встретился?

«Так! Ангелевич доложил о моем заходе в его заведение».

- Встретился с мертвым.

- Почему?

- Опоздал.

- Почему?

- Смотрел стриптиз в «Китеже».

- Очевидно, у вас семейная тяга к продажным девочкам.

- Обо мне можешь говорить и думать что угодно, но, пожалуйста, не трогай Павла.

- Петр, прости! — женщина схватила его за руку, сильно сжала, до боли, из ранки проступила, потекла кровь.

- Что это? — она с испугом уставилась на свои пальцы.

- Нечаянно порезался ночью.

Лана достала душистый платочек из сумочки, осторожно вытерла ему руку, перевязала ладонь.

- Рваная рана, нехорошая.

- А, я про нее забыл. Не беспокойся, пластырем залеплю.

- Странные события случаются с тобой по ночам, руки, ноги.

- Ага, скоро совсем калекой стану.

Они посмотрели друг на друга долгим взглядом, вспомнилась позапрошлая «странная» ночь, с нею.

- Ты-то хоть меня не мучай. Соле мио! — почему-то вдруг вырвалось уже далеким воспоминанием, он ужаснулся, а она «перевела», задумчиво улыбаясь:

- Солнце мое. Красиво.

- Интеллектуальная ты женщина, — попрекнул он шутливо-смущенно.

- Не намекай, будто я «синий чулок», просто люблю бельканто.

- Удивительно, что я почти ничего не знаю о тебе, что ты любишь, что тебе противно.

Она отвечала каким-то своим мыслям:

- Знаешь, я ее отлично помню.

А он отвечал своим:

- Продажная девочка, ты конечно, права, но в определенном смысле отнюдь не дешевка, и аккуратно копит на свой мещанский домик на лазурном берегу.

Лана не слушала (оба вели параллельные диалоги, как в драме абсурда):

- Она стояла во дворе под липой, словно Ева под яблоней, когда сняла бейсболку и льняные волосы заструились по плечам, по груди. Чуть- чуть вульгарна и очень обольстительна.

Петр наконец вник и сосредоточился.

- Ты видела Маргариту?

- Да, Маргарита. даже имя такое «говорящее». Мы были приглашены к Евгению Алексеевичу, но я наврала: голова болит. Не хотелось, неприятно было видеть вас обоих вместе, ведь я, что называется, уныло порядочная женщина.

- Нормальная, от пикантной ситуации в экстаз не приходишь.