Читать книгу "Война. Истерли Холл - Маргарет Грэм"

Они сели на паром до Кале. На скале больше не стояли шатры, хотя брусчатка была такая же, какой они ее помнили. Они сели на поезд до Соммы, едущий через Альбер, и спрашивали по дороге об англичанине по фамилии Брамптон, который хотел сюда однажды вернуться, чтобы посмотреть, восстановили ли статую Богоматери. Потом они поехали в Амьен, который находился от реки на расстоянии брошенного камня. Альбер выглядел как ряд гнилых зубов в сломанной челюсти, а Амьен, который до этого так долго оставался тихим и мирным городом, бомбили и расстреливали до самого конца войны, поэтому он тоже пострадал и выглядел потрепанным, но все же бесконечно более целым, чем Альбер.

Они спросили об англичанине по фамилии Брамптон в городской ратуше. Все только качали головами.

– Тогда нам остается только идти по реке, – сказал Джек, закидывая за плечо рюкзак.

Они шли рядом, стараясь попасть в ногу, как будто это было так же естественно, как дышать. Они встречали родственников пропавших без вести, которые искали могилы, ответы, что-нибудь, что могло разрушить тишину, воцарившуюся в их жизнях. Они вышли из города и двигались по направлению к реке, в тех же самых сапогах, что носили на войне, потому что они столько пережили и преодолели на этой земле, что казалось справедливым надеть сюда ту же обувь. Тем более сапоги были уже настолько поношенными, что в них они чувствовали себя, как в домашних тапочках. Март оглянулся.

– Бедные французики. Канал все-таки отличный старый ров, который служит нам, британцам, вот так. Держит врага на расстоянии.

Они нашли реку и пошли на запад, поедая печенья из миндальной пасты, macarons d’Amiens, которые, как объяснил им кондитер, из-за нехватки продовольствия нынче были в дефиците, но которые он все равно готовил время от времени. Они купили шесть штук и спросили, не видел ли он здесь англичанина, рыбачившего на Сомме, и тогда этот галл вывалил на них все это.

– Когда мы доберемся до устья, нам надо будет поворачивать назад и идти к истоку. Это может занять недели, – сказал Джек.

– Значит, это займет недели, красавчик, – сказал Март, мыча себе под нос.

Они видели вспаханную орудиями землю и выкорчеванные деревья, когда смотрели на север, так что вместо этого они смотрели на реку, которая спокойно текла и кишела карпами. Скоро они увидели зеленые луга и начали встречать нетронутые деревни, куда обязательно сворачивали и задавали местным один и тот же вопрос: «Вы видели, как здесь рыбачил англичанин по фамилии Брамптон?» Ответ всегда был отрицательным.

Они шли три недели, и потом повернули назад, заплатив водителю грузовика, чтобы он довез их до Амьена. Прежде чем отправиться к истоку, они пошли в сторону линии фронта. И уже во второй деревне они нашли его.

Эви ждала, стоя вместе с Вероникой под кедром. Был канун Рождества, и гости наслаждались ужином; к ним присоединились и пациенты, которым нужны были протезы или отдых. Эви позже должна была петь. Саймон надеялся, что сможет приехать; он прислал ей телеграмму, в которой говорилось:

«Эви тчк я совершил ошибку тчк я хочу вернуться домой к Рождеству тчк мы можем снова быть вместе тчк».

Она ответила ему:

«Саймон тчк ты должен жить со своим решением тчк у меня другая жизнь тчк желаю тебе всего хорошего тчк».

Джек не указал конкретного времени, все зависело от поездов – и это в такую ночь! – тем более на путях лежал снег.

Вероника сказала:

– По большому счету, он не сказал нам ничего, только что они везут его домой. Что это вообще значит?

Эви надеялась разглядеть свет от автомобильных фар:

– Скоро мы это узнаем.

Гарри вышел из двойных дверей, спустился по лестнице, прошелся по гравию и по лужайке с зажженной сигаретой в руке. Он встал рядом с ней.

– Помнишь первое военное Рождество, Эви? Ты ждала. Ты, Милли и Вероника, и они приехали. Они снова приедут, и он все еще будет тебя любить. Вот увидишь.

И тут у входа засиял ближний свет, и раздались кашель и тарахтение старого такси Теда. Двигатель заглушили. Двери машины открылись и закрылись. Сколько их? Двое? Что это значило? Двое или все-таки трое? Джек, идиот, неужели он не мог сказать им больше?! Оберон все еще любит ее? Вер была уверена, что да, – она судила по выражению, которое было на его лице, когда он уезжал. Но почему так долго от него не было слышно ни слова? Как он мог? Он любил ее? Как он мог? Мысли гонялись друг за другом, как Изюм и Ягодка. Она увидела, как в воздухе парят огонечки зажженных сигарет. Три. Их точно было три?

Скакун зафыркал в своем стойле по соседству с Тинкер. Она слышала, как он бьет копытом. Теперь он уже ржал. Фигуры выплывали из темноты. Три, и в центре был Об. Вероника крепко сжала ее руку.

– Это он, но идут очень медленно. Господи, почему так медленно?

И Эви побежала, вырвавшись из рук Вероники, и увидела боковым зрением, как Гарри тянется к ней и удерживает со словами:

– Нет, настало время Эви.

Она бежала, ее ноги скользили по снегу, под которым хрустел гравий, все ближе и ближе, и вот она уже здесь, так близко, что ее платье касается его костюма. Он улыбнулся и выбросил сигарету, его лицо было здоровым и лишенным всякой усталости, а глаза голубыми, а волосы горели солнцем, даже в этом тусклом свете. Он сказал:

– Я буду любить тебя вечно, Эви Форбс, если ты мне позволишь.

Она приникла к нему, почувствовав, как он слегка пошатнулся.

– Если ты снова уедешь и оставишь меня одну, я сама убью тебя, красавчик.

Его руки обвились вокруг нее, и он целовал ее. Март и Джек стояли рядом с ними.

– Почему ты не приезжал? – спросила она, не отрываясь от его губ, которые были именно такими, как она мечтала. Она вытянулась и потрепала его по волосам. А Джек и Март все еще стояли рядом, и тут она поняла, что это было потому, что они поддерживали его.

Оберон сказал:

– Я был не вполне здоров. Мне нужно было излечиться, привести в порядок тело и душу.

Она сделала шаг назад, держа его за руки, и теперь увидела трость, которую держал Март.

– Насколько серьезные повреждения? – спросила она, потому что знала: какими бы они ни были, она справится.

Он поднес ее руку к своим губам.

– Очень незначительные. У меня теперь небольшие проблемы со слухом, и моя нога время от времени может причинять беспокойство.

– Ее придется ампутировать?

Он взял ее за руку и притянул к себе.

– Ее уже нет, дорогая Эви, и теперь тут можешь помочь только ты, Истерли Холл и твой папа. У меня сейчас довольно нелепая деревянная нога, и сама рана пока окончательно не зажила, так что мне просто необходимо, чтобы он вместе с кузнецом проявили ко мне сострадательное милосердие.

Заржал Скакун.