Читать книгу "Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден"

Большинство своих вылетов Черчилль совершал с аэродрома в Истчерче, расположенного в графстве Кент, недалеко от Ширнесса. Там он мог смешаться с другими пилотами, когда те возились со своими машинами, прежде чем подняться на них в небо. В своей кожаной куртке и шлеме Уинстон был почти неотличим от прочих летчиков, что всегда позволяло ему притвориться, будто он не более чем младший офицер, а вовсе не первый лорд.

Во время своих полетов — проходивших на высоте нескольких тысяч футов — он наблюдал то, что раньше оставалось для него невидимым. В тот период далеко не все могли видеть землю и море с такой высоты, а потому не представляли, как выглядит сверху та или иная местность. А Черчилль получил этот бесценный опыт. Из кабины аэроплана он лично осмотрел морское поле битвы, которое ему придется оборонять в случае войны, — воды пролива, отделялющего Англию от побережья Франции и Бельгии. В ясные дни он мог явственно различить береговую линию и обследовать ее очень внимательно. Уинстон увидел то, чего не могли видеть другие командиры, знавшие эти места только по картам и наблюдениям с поверхности.

Хотя не Черчилль дал старт процессу развития авиационной составляющей ВМС Британии, он приложил немало сил для того, чтобы создать отдельное от армии военно-морское авиакрыло. Королевская морская воздушная служба[63]была его детищем[64]. И он превратил ее в первоклассное формирование, в котором служили великолепные пилоты, считавшиеся одними из лучших в мире. Он переименовал новый вид самолета, который мог садиться и взлетать с водной поверхности. До него такие летательные аппараты называли «гидроаэропланами». «Какое громоздкое слово!» — воскликнул Уинстон, впервые услышав этот термин. Повернувшись к группе летчиков, он предложил: «Давайте дадим другое. Пусть они будут называться гидропланами».

Ему очень хотелось подняться в воздух в полном одиночестве, но все инструкторы отказывались отпускать его без сопровождения. И ни один не хотел брать на себя ответственность. Пилоты и инструкторы сознавали: «Если что-нибудь случится с Черчиллем, карьере человека, согласившегося отпустить его в одиночный полет, придет конец».

В ноябре Черчилль стал подниматься в воздух с молодым пилотом — 26-летним капитаном Королевской морской пехоты по имени Гилберт Вернон Уайлдмэн-Лашингтон. Тот летал всего один год. Опыт небольшой, но он уже успел пережить трагедию во время тренировок. В апреле он нечаянно убил другого авиатора, который помогал его аэроплану взлететь, но не успел вовремя отбежать в сторону. Лопасти пропеллера задели этого человека, и спустя два часа он умер от полученных ран. Расследование подтвердило, что пилот не виновен в случившемся.

Хотя после того трагического случая капитан Уайлдмэн-Лашингтон, возможно, не был уверен в себе, но он очень нравился Черчиллю. Вместе они не один раз летали над Истчерчем на аэроплане с двойным управлением. В субботу 29 ноября они провели в воздухе около трех часов, после чего инструктор сказал, что, в качестве пилота, первый лорд адмиралтейства «подает большие надежды». На высоте пяти сотен футов Черчилль взял управление на себя, и целый час самостоятельно вел аэроплан. Вечером они поужинали вместе на борту яхты «Энчантресс», стоявшей на якоре в гавани Ширнесса.

Во вторник 2 декабря, во второй половине дня, когда Черчилль был в министерстве финансов на встрече с Ллойд-Джорджем, появился посланец с запиской. Развернув ее, Черчилль какое-то время смотрел в текст, не веря своим глазам. Его новый инструктор, не так давно ставший невольной причиной смерти другого летчика, в этот день сам разбился насмерть при аварии в Истчерче. Пилотируемый им биплан потерял скорость на подлете к аэродрому, и он упал на землю, сломав себе шею. Незадолго до своей гибели Уайлдмэн-Лашингтон обвенчался, и Черчилль отправил сочувственное письмо его молодой жене. (Пятнадцать лет спустя она напишет официальному биографу: «Какое счастье для Англии, что полет сэра У. не закончился столь же фатально».)

Дома он застал Клемми в сильнейшем расстройстве. Ее не покидала мысль, что Черчилль мог погибнуть вместе с этим пилотом. И с того момента она твердила слова, сказанные ей Черчиллем: «Больше никогда!» Друзья присоединились к ней: «Какого черта тебе надо постоянно подниматься в воздух? — спрашивал его Ф.Э. Смит. — Ничего хорошего в этом нет ни для твоей семьи, ни для твоей карьеры, ни для твоих друзей».

Через два дня после фатальной аварии Черчилль весьма благоразумно попросил Эдди Марша заключить договор страхования жизни на 10 000 фунтов. Будет ли выплачена эта страховая сумма после какого-либо трагического происшествия в воздухе? К всеобщему облегчению семейный адвокат ответил немедленно: «Я считаю, что страховые полисы покрывают риск смерти в результате несчастного случая, связанного с авиацией».

Но для Клемми это было слабым утешением, и она прилагала все усилия, чтобы отговорить мужа снова отправляться в полет. Он доказывал, что это его долг подниматься время от времени в воздух. Но на самом деле, как Уинстон потом признался: «Я летал для своего удовольствия». Из-за не покидавшей ее тревоги Клемми прибегала к любым средствам, чтобы удержать его на земле. Она описывала, какой ужас ее охватывает всякий раз, когда приносят телеграмму в его отсутствие: «Всякий раз не могу отделаться от мысли, что это сообщение о твоей гибели! — восклицала она. Одно из писем к нему она закончила словами: «До свидания, мой дорогой и жестокий!»

Она расписывала свои переживания любому, кто готов был ее выслушать. Во время очередного званого обеда, который состоялся до того, как разразилась война 1914 года, она оказалась за столом рядом с пожилым, убеленным сединами писателем-романистом, и завела с ним разговор на волнующую тему. Это был Томас Харди. Он с таким сочувствием слушал ее, что Клемми призналась: «Мне удалось немного смягчить упрямство мужа только после того, как тот узнал, что я ношу под сердцем нашего третьего ребенка». Томас Харди записал состоявшийся за ужином разговор: «Пришли мистер и миссис Черчилль. Ее посадили рядом со мной. Он пообещал жене не летать до рождения ребенка. Но он не дал ей обещания навсегда отказаться от полетов».

XXV. Обратный отсчет

Влажным ноябрьским утром 1913 года плотный мужчина в шляпе-котелке стоял у входа лондонского отеля «Ритц», ожидая такси. У него были темные глаза, длинные черные усы. Во всем его облике сразу угадывался иностранец. Он мог быть европейским банкиром на отдыхе или дипломатом, который прибыл в город для составления не очень значительного договора. На самом деле у прибывшего джентльмена не было никаких деловых планов на тот день. Это был его последний день пребывания в столице Англии, и он мог провести его как ему вздумается для собственного удовольствия. Когда такси подъехало, швейцар открыл дверцу автомобиля и попросил водителя доставить пассажира к магазину «Харродс».