Читать книгу "Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден"

Терпеть Уинстона рядом с собой — было делом очень нелегким, но Клемми прилагала героические усилия на протяжении всего периода, пока он работал в адмиралтействе. Она гордилась мужем, и старалась разделять все его страстные порывы в то беспокойное время. Но бурная жизнь, необходимость противостоять нападкам и нескончаемое политическое противостояние все-таки сказывались на семейных отношениях. К тому же они постоянно ощущали финансовые затруднения. Как-то Уинстон обмолвился: «Деньги обладают способностью куда-то уплывать». В какой-то момент Клемми настолько не хватало наличности, что она, не говоря ничего Уинстону, продала очень дорогое бриллиантовое ожерелье с рубином в центре. Они ссорились, Клемми пускалась в слезы. Но уже на следующий день они забывали о случившейся размолвке или ссоре. Оба были сильными личностями с прямым открытым умом. Однажды Клемми призналась, что расстроена из-за того, что слишком много наговорила накануне.

«Когда я волнуюсь, — писала она ему в начале 1913 года, — я всегда говорю больше, чем чувствую на самом деле, и всегда все преувеличиваю. Зато у меня никогда не остается осадка на дне». Несмотря на все недоразумения, их привязанность друг к другу только возрастала и становилась все глубже. «Адмиралтейство — самая волнующая любовница, — сказал как-то Черчилль, — я готов пожертвовать ради нее всем, кроме Клемми».

Уинстон не испытывал ни малейшего желания следовал примеру Ллойд-Джорджа, который переживал одну влюбленность за другой. Но даже если бы какая-то женщина и появилась на горизонте, у него не хватило бы времени ухаживать за ней — слишком много сил он отдавал главному делу своей жизни. А когда ему хотелось погреться в лучах обожания, он шел к Вайолет, та всегда готова была выслушать его жалобы и поддержать его надежды. Она заменила ему сестру, которой у него не было, и с Клемми ее связывали такие же сестринские чувства. Во время круиза 1913 года Клемми окончательно покорила Вайолет.

«Общение с Клемми всегда вносит в жизнь ясность, спокойствие, прозрачность, — вывела она. — И она выглядит еще прекраснее, чем показалась при первой встрече».

И в Лондоне, где Уинстону приходилось работать в поте лица, и на борту адмиралтейской яхты, Вайолет всякий раз оказывалась хорошим компаньоном для Клемми. Она практически жила за следующей дверью, так близко находился дом 10 от здания адмиралтейства. И на уик-энды Клемми часто ездила в гости к Асквитам в их загородный коттедж «Уарф» (The Warf, «Пристань») в маленькой деревне Саттон-Кортни.

Супруги Черчилль уделяли много внимания укреплению своего брака, пытаясь сгладить различия в своих характерах и найти компромисс. Им не надо было напоминать, какие рифы иной раз поджидают семью — Дженни служила тому примером.

Красота матери Уинстона успела померкнуть, ее затея с ярмаркой в стиле елизаветинских времен провалилась, вдобавок ко всем неприятностям ей пришлось выдержать пристальное внимание общественности, когда она пришла в суд в связи с бракоразводным процессом. Интересы Дженни представлял Ф.Э. Смит, и хотя процедура длилась несколько минут, она оставалась унизительной. Частный детектив вызвал в качестве свидетельницы неверности Джорджа Корнуллис-Уэста горничную отеля, где тот останавливался.

«Луиза Минтон, — писал газетный репортер, — горничная гостиницы «Грейт Уэстерн Хотел» в Паддигтоне, сообщила, что запомнила леди и джентльмена, останавливавшихся в отеле в конце марта 1913 года как «капитан и миссис Уэст».

Ф.Э. Смит, указывая на Дженни, спросил у горничной: «Эта леди?»

«Нет», — последовал ответ. И обсуждение дела закончилось, заняв всего десять минут. «Ту леди», что останавливалась с бывшим мужем Дженни, не опознали, но, должно быть, у Джорджа было из кого выбирать. После оформления процедуры развода судья провозгласил, что отныне она «будет именоваться леди Рэндольф Черчилль».

Уинстон не был доволен тем, что в свете «полоскали грязное белье» Джорджа Корнуоллис-Уэста, и не только из-за своей матери. В прошлом, когда в газетах появлялись истории о финансовых трудностях Джорджа или о неблагополучии его брака, пресса неизменно трепала доброе имя Уинстона, называя его «знаменитым сыном Дженни». Неудивительно, что сразу после развода первые полосы газет запестрели заголовками о том, что 16 июля развелась «мать первого лорда». Такого рода внимание к его особе отнюдь не радовало Уинстона, но мать, сама того не желая, дала его врагам повод посмеяться над ним и его амбициями.

Наверное, самая большая напряженность в семье Черчилля возникла в тот момент, когда он решил брать уроки летного мастерства. Решительно и, как всегда, бесстрашно, завороженный возможностями военно-морской авиации, он решил, что должен на собственном опыте почувствовать и опасности, и прелести полета. А военно-морская авиация делала только первые шаги. Черчилль сравнивал эту ситуацию с тем, что происходило с паровыми локомотивами Джорджа Стивенсона во времена королевы Виктории. «У нас сейчас «стивенсоновский» этап в развитии воздухоплавания, — повторял он неоднократно. — Наши машины пока еще несовершенны. Скоро они станут намного более мощными и незаменимыми».

Историк Дж. М. Янг вспоминал, что в юности стал свидетелем такой сцены: один человек, указывая на новые бипланы, спрашивал другого: «Могут ли они нести пулеметы?» На что другой отвечал: «Дорогой друг, они пока не могут нести даже сами себя!»

Клемми не могла избавиться от страха из-за нового увлечения Уинстона. Она всячески противилась и не хотела смиряться с его страстью к полетам, считая их слишком опасными. И, надо признать, основания для опасений имелись. Некоторые его полеты и в самом деле могли закончиться печально. Каждый раз, как муж отправлялся полетать на одном из примитивных летательных аппаратов военно-морского флота, она обмирала от страха, что Уинстон может не вернуться.

Летом 1913 года, когда его вылеты участились, Клемми потребовала, чтобы он позволил и ей тоже полетать — невероятно смелый поступок для женщины в то время. Уинстон ответил отказом, но она не послушалась и забралась в кабину двухместного биплана Сопвит. Спустя несколько минут Клемми уже находилась в воздухе вместе с одним из морских пилотов — лейтенантом Спенсером Греем. Они поднялись на высоту тысячи футов и сделали несколько неспешных кругов над Саутгемптоном.

Уинстон не в силах был следить за полетом. Глядя в землю, он мерил шагами поле, пока его жена оставалась в небе. Когда биплан приземлился, Клемми вылезла из него с растрепанными волосами, держа в руке свою шапку. Во время полета ветер сорвал с нее головной убор, и она едва успела его поймать. Улыбаясь во весь рот, Клемми воскликнула: «Это было великолепно!»

Уинстон покачал головой. «Меня будто на костре поджаривали, пока ты летала!» — пожаловался он.

И пока они шли по полю, он несколько раз повторил: «Больше никогда!»

Потом, в письме к своей свекрови Дженни, жена Уинстона уже не так храбрилась: «Это было невероятное ощущение, но и очень страшное… Я чувствовала, какая это хрупкая конструкция, и каждую секунду думала, что еще немного, и мы упадем на землю…»

Ее беспокойство нарастало с приближением зимы. А Уинстону хотелось проверить новые модели. Некоторые из них были совершенно неопробованными, а он хотел знать, как они будут вести себя в воздухе при разной погоде. Его пилотное мастерство постепенно росло, и первому лорду адмиралтейства не терпелось ощутить, как будут вести себя гидросамолеты, когда условия не идеальны, и какую пользу можно извлечь из них во время войны. Наступил момент, когда Уинстон взлетел на гидроплане и приводнился в устье Темзы во время сильнейшего ливня, при порывах ветра, превышавших пятьдесят миль в час.