Читать книгу "Слишком много кошмаров - Макс Фрай"

Он вылез из гамака, уселся передо мной на один из стульев, такой низкий, что колени практически уткнулись в подбородок, и повторил:

— Этого не может быть. То есть, ты, конечно, думай, что хочешь. Но на твоём месте я бы всё-таки прислушался к мнению специалиста. Возможно, на сегодняшний день единственного в Соединённом Королевстве.

— Ладно, — кивнул я. — Прислушаюсь. И что скажет специалист?

— Специалист много чего скажет… Знаешь что? Идём-ка со мной. Если повезёт, кое-что увидишь. А если не повезёт, то и ладно. Говорить-то я и по дороге могу.

— Кель-круальшат, — говорил Пелле Дайорла, пересекая коридоры Дворца Ста Чудес так стремительно, что я едва за ним поспевал, — был придуман специально для того, чтобы приманивать сновидцев. Глупые дети из Ордена Водяной Вороны раскопали одну древнюю рукопись, гласившую, будто людей, которые видят нас во сне, можно поймать, овеществить при помощи специального заклинания и съесть. Якобы это полезно для личного могущества, не знаю уж, чем именно.

— Ого! — присвистнул я. — Всё-таки значит сперва овеществить, а уже потом лопать.

— Вроде, да, — равнодушно кивнул мой проводник. — Если честно, я не вникал. Потому что с самого начала не собирался никого жрать.

— А зачем тогда стащил порошок?

— Это не… Считай, просто так, чтобы им досадить. Не в этом сейчас дело. А в том, что Кель-круальшат — приманка. И, как у всякой хорошей приманки, его задача — соблазнять. А вовсе не пугать. Люди, конечно, не дураки пострадать на пустом месте, но на кошмар, сломя голову, мало кто побежит.

— Я тоже об этом думал. И решил, что страх — это побочный эффект. Что-то вроде похмелья.

— Да нет у них никакого похмелья, — отмахнулся Пелле Дайорла. — Сперва эйфория, потом очень сильная эйфория. Потом — восхитительная, невообразимая эйфория. Такая, что словами не описать. А потом — хлоп! — и наступает пресыщение. И сновидец просто уходит. В этот момент для него бежать как можно дальше от сладкого зелья — так же естественно, как для объевшегося отодвинуть тарелку. Больше не могу, и всё тут! Некоторые просто сразу просыпаются, но это мало кому удаётся. По моим наблюдениям, они сперва уходят подальше, набираются новых впечатлений, приходят в себя — насколько это вообще возможно во сне. А уже потом наступает пробуждение. Бывают, конечно, разные варианты, но чаще всего — так. Верь мне, я исследовал этот вопрос долгие годы.

— Но зачем?

— Другой на моём месте сказал бы: «Из научного интереса». А что, тема уникальная, никто ею толком не занимался, а если и занимался, свидетельств не осталось, так что можно прослыть первооткрывателем и хоть завтра диссертацию по истории магии в Королевском Университете защищать. Но не буду врать. Не было никакого научного интереса. По своему складу я совсем не учёный. Правда состоит в том, что мне было скучно. Перерывы между заказами иногда велики, денег достаточно, развлечений у нас на побережье немного, причём все такого рода, что приедаются уже на второй день. Поэтому я довольно часто запирался в доме, рассыпал по полу Кель-круальшат и ждал, когда ко мне в гости потянутся спящие. В смысле, что кто-нибудь увидит во сне мой дом, по полу которого рассыпана такая соблазнительная приманка, чистое блестящее счастье голубого цвета, налетай — не хочу. Стыдно признаться, но сперва я надеялся с ними подружиться. Думал: приманю сновидцев, пусть рассказывают мне о жизни в тех далёких Мирах, где они бодрствуют. Представляешь? Нелепая идея! Поди подружись с человеком, который находится в состоянии неописуемого блаженства и не замечает ничего, включая тебя, а потом вдруг стремительно убегает, так и не поздоровавшись. Но меня извиняет, что в ту пору я был очень молод. И очень одинок.

Я хотел было спросить: «А как же твой друг? Куда подевался Нанка Вирайда? Вы же сбежали из Ехо вместе?» Но вовремя прикусил язык. Чёрт его знает, что там между ними случилось, и почему они расстались. В такие дела посторонним лучше не лезть.

— Малдо проболтался тебе о моих стихах, — неожиданно сказал Пелле. — Которые я никому никогда не читаю, а пишу на кирпичах и закладываю в фундаменты новых домов. Мне понравился энтузиазм, с которым ты об этом упомянул. Похоже, ты умеешь ценить красоту поэтического жеста. Ладно, если так, вот тебе ещё одна тайна. Я давно оставил идею подружиться с кем-нибудь из спящих. Ясно, что это невозможно. Зато я читаю им свои стихи. Ритмизированную речь они почему-то воспринимают в любом состоянии. И я тешу себя надеждой, что некоторые даже запоминают услышанное. Ты представляешь, какой это невероятный соблазн для поэта — посылать свои стихи в другие Миры?

— Дырку над тобой в небе! — выдохнул я. — Ничего себе! Слушай, это невероятно круто! Я тебе завидую, причём вне зависимости от того, запоминают они твои стихи или нет. Того, что эта идея пришла в твою голову, уже совершенно достаточно. Вот это, я понимаю, масштаб!

— Рад, что тебе нравится. Значит, удачно я выбрал, кому проболтаться. Получается, даже хорошо, что ты пришёл сюда с дурацкими вопросами про Кель-круальшат. Если бы не пришлось объяснять, как он на самом деле действует, и откуда я это знаю, я бы, конечно, слова не сказал про стихи. А я, знаешь, уже устал молчать. Долгое время было не так. Молчание давало мне силу. Ну или просто тайна придавала значительности в собственных глазах. Как ни объясняй, а мне это нравилось. Но любой источник со временем иссякает, и тогда надо искать другой. Поэтому я когда-то проговорился Малдо о кирпичах. И доволен, что он растрепал это тебе, заранее подарив мне возможность рассказать ещё что-нибудь — если сложится. И вот — сложилось. Ты не представляешь, как я рад.

Горе горькое с этими художниками. Одного пытаешься вывести на чистую воду, а он вместо того, чтобы выдавать свои преступные замыслы, уговаривает тебя поделиться воспоминаниями, необходимыми для его нового проекта, и слушать больше ничего не желает. Дружка его ловишь на распространении кошмарного порошка, а он только радуется лишнему поводу рассказать понимающему слушателю про свои стихи. И что в такой ситуации делать человеку, который не рвётся коллекционировать автографы выдающихся гениев современности, а просто пытается разобраться, в чём причина некоторых чужих страшных снов? Биться головой об стенку не предлагать, она от этого лучше соображать не начинает. Я много раз проверял.

Но вслух я всего этого, конечно, не сказал. А напротив, глубокомысленно произнёс:

— Нам всем время от времени нужны свидетели. Потому что их знание о наших делах служит нам невидимой опорой.

— Точно! — с энтузиазмом подтвердил Пелле Дайорла.

А я сказал:

— Ой!

Вовсе не потому, что не нашёл иных способов поддержать культурную беседу. Просто в это время мимо нас стремительно пролетел сияющий сине-малиновый шар, издающий бессвязные ликующие вопли. Я, конечно, не эксперт в подобных вопросах, но у меня создалось ощущение, что вопли были нужны не столько для выражения удовольствия, сколько в качестве топлива. Шар двигался на энергии собственного крика — уж не знаю, как лучше объяснить.