Читать книгу "Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Леонид Смирнов"

Голова была покрыта косматой красной шерстью, усы и борода казались почти человеческими — такие впору носить великану. При этом в его усах и бороде было что-то неуловимо фаньское. Выпученные фарфоровые шары глаз с красной радужкой и большим черным зрачком, казалось, могли принадлежать лишь гигантской кукле, а не живому существу. Морда дракона напомнила мне передок паровоза и одновременно свиное рыло — она портила общее впечатление. Да еще дыхание… С детства не терплю запах вяленой рыбьей икры.

Ли Хань остановился на вершине дальнего бархана, обернулся наконец и, увидев, что я стою на том же самом месте, а рядом со мной чуть покачивается на хвосте огромный дракон, крикнул во всю мощь легких:

— Ложи-ись! Ста-ань! Камнем!

Я понял его. Надежда уцелеть, прикинувшись камнем, была ничтожной, но все же была. Для этого нужно прочитать наводящее морок заклинание и сразу же самозаговор костенения. Он тормозит все жизненные процессы в человеческом организме и погружает его в летаргию.

Я не стал сворачиваться в калачик, вжимаясь в скальный грунт, и заводить заунывное фаньское пение. Я знал, что дракон успел почуять меня, запомнил, где я, кто я и зачем я. Поздно прятаться — его уже не перехитришь.

Стоя на хвосте, дракон возвышался надо мной, как могучая сосна над грибом. Большая часть хвоста его по-прежнему оставалась в песке. Дракон смотрел на меня и не нападал — ждал чего-то. Быть может, моего первого рывка, боевого выпада — тогда он поймает меня на встречном движении. Но я не собирался на него нападать.

Дракон явно успел полакомиться пустынщиком, которого мы собирались истребить. Даже обреченный на неминуемую гибель в неравной схватке, пустынщик никогда бы не отдал свое гнездо и охотничьи угодья без боя. Так что совсем недавно песчаный дракон сражался, но на его могучем теле не было заметно ни ран, ни даже царапин.

Оружие мое было рассчитано на совсем иную «дичь». Я имел сплетенный из тончайших стальных жил аркан-удавку, который с легкостью перережет лапу барса и отчленит защищенную броней клешню пустынщика. Дракона с его помощью я мог лишить разве что одного пальца или шипа на конце крыла.

У меня было пять дротиков с наконечниками, смазанными ядом чинае; это не самый сильный яд, однако он неделями не высыхает и не разлагается на палящем солнце. С недавних пор они стали моим любимым метательным оружием. Но для этого чудовища уколы дротиков что комариные укусы, которые лишь разъярят его.

Еще я имел тонкий, больше похожий на шило кинжал с пятивершковым лезвием. Я боялся его обломить и держал в просторных ножнах, предварительно обмотав тряпкой. Такое лезвие при снайперски точном ударе может пройти между панцирных пластин и добраться до сердца или горла защищенного костяной броней пустынщика. Для этого надо приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки… Но что-то я не слыхал о рукопашном бое с песчаными драконами.

И последнее мое оружие — едкий порошок, сделанный из помета черной мокрицы. Его можно сыпануть в глаза, ненадолго ослепив противника. Вот только ветер сейчас в мою сторону.

Я стоял перед драконом, держа горшочек с порошком и шило. Если он подойдет ко мне и наклонит голову, у меня появится призрачный шанс на успех.

— Помни о голове! — выкрикнул со своего бархана Ли Хань. Приближаться ко мне он боялся, зато мог давать мудрые советы из безопасного далека.

«О чьей же это?» — подумал я, и тут песчаный дракон наконец зашевелился: одним движением хвоста освободился от тисков земной тверди и взвился в воздух.

Земля содрогнулась. Я едва не опрокинулся на спину, с трудом устоял на ногах. Дракон часто-часто махал своими маленькими, в сравнении с телом, крыльями, с видимым усилием удерживался в воздухе. Крылья двигались так быстро, что казалось, не махали вовсе, а только вибрировали. На меня накатилась волна раскаленного воздуха.

Я старался выглядеть совершенно безобидным, беспомощным, жалким. Ближе, еще ближе… «Давай-давай! — подгонял я дракона. — Я тебя жду!»

Дракон нависал надо мной всем своим семисаженным туловищем. Его мощный членистый хвост — толщиной у основания в три человеческих тела — заканчивался тонким длинным отростком с мелкими шипами, который с посвистом резал воздух, иногда охаживая дракона по чешуйчатым бокам.

Песчаный дракон пристально смотрел на меня, и мне вдруг почудилось, что он видит меня насквозь.

— Голова! — снова завопил Ли Хань. Я едва слышал его за свистом хвоста и вибрирующих крыльев. Ветер, который они поднимали, дул в сторону фаньца, унося слова.

Внезапно я понял мысль старика: «Голова-то тебе на что дана?!» И начал тихо, а потом все громче читать заговор «от гада летучего» — старинный сибирский заговор, сочиненный наверняка еще во времена Ермака Тимофеевича. Он спасал крестьянскую пашню от несметных полчищ саранчи, налетавших из южных пустынь.

Дракон гомерически расхохотался. От неожиданности пошатнувшись, я приземлился на пятую точку. Так и остался сидеть. Человеческий хохот, раздававшийся из драконьей глотки, был безумно странен, но не страшен.

Тело дракона висело в воздухе, извиваясь в мельчайших конвульсиях. Вокруг меня бушевала буря, так что я оказался в туче песчаной пыли. Пришлось закрыть нос висевшей на груди матерчатой повязкой, которую на случай самума носит каждый пустынный житель.

Наконец чудовище утихло, опустилось на землю, снова вызвав ощутимый толчок. С трудом отдышалось, утомившись, конечно же, не от смеха, а от преодоления силы тяжести.

— Ты насмешил меня, маленький человечек, — раздался скрипучий, почти механический голос, никак не зависящий от голосовых связок и гортани. И опять он был странен, но не страшен. Дракон говорил по-уйгурски. — Я так давно не смеялся, что позабыл, как это делается.

— Тебе понравилось? — от полного очумения, наверное, спросил я на том же языке. Песчаные драконы не умеют разговаривать.

Пошире растопырив пластины, дракон уперся хвостом в скальный выступ и уселся на него, как на скамейку. Теперь мы сидели оба, но песчаный дракон по-прежнему возвышался надо мной, как гора. Он снова заговорил — все тем же утробным голосом:

— Я — не чудовище, ты — не дичь. Я — санитар пустыни, ты — санитар тайги. Что нам делить? Мы должны поладить.

— Почему ты чревовещаешь, как индусский факир? — снова задал я вопрос, не относящийся к делу. — Внутри тебя сидит раб, который говорит? Или наоборот: ты — огромная шкура маленького говорливого хозяина, который прячется в твоем пустотелом брюхе?

Дракон шевельнулся, взмахнул крыльями, едва не оторвавшись от земли. Облако мельчайшего песка взметнулось в воздух и медленно опало. Дракон не позволил себе рассердиться. Но и отвечать не стал.

— Ради встречи с тобой я неделю охотился за пустынщиками, пока не съел здесь всех до единого.

— Откуда ты меня знаешь? — Чего угодно мог ожидать я от встречи с песчаным драконом, но только не такого поворота.

— Мой нутряной сиделец — не йети, как обычно бывает, а человек. Когда-то он был твоим сотоварищем и хорошо знает Ли Ханя. Они бы легко нашли общий язык, но у старика все в прошлом. А мне интересно будущее.