Читать книгу "Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева"

«Да, – подумал Поляков, – да… Вот уж в самом деле…»

Мысли были неопределенные, ему самому непонятные. В любомслучае – додумать свою думу он не успел, потому что Валечка снова заорала:

– Что, не видишь, мусор? Откуда тут вообще какие-то обломкицветочные?

Ольга молча собрала цветы в горсть, взяла вазочку, сделалашаг за занавеску. И тут у Полякова прорезался голос:

– Погодите. Оставьте вазу. Принесите другие цветы.

Ольга наконец-то взглянула на него, но не в глаза, а так, поодеялу скользнула взглядом, он остановился где-то на уровне подбородкаПолякова, тихо уронила:

– Хорошо.

Поставила вазу на место, зашла за простынку, а когдавернулась, руки у нее были пустые. Наверное, выбросила герани в мусорное ведро.

– Быстренько подай судно товарищу майору, – распорядиласьВалечка, – а я пойду за завтраком.

Однако не тронулась с места.

Ольга наклонилась под кровать и достала эмалированнуюпосудину. Стояла, держа ее в руках, и даже руки у нее были красные, что ужговорить о лице…

– Ну давай, – нетерпеливо сказала Валечка. – Что встала,учить тебя, что ли? Подними одеяло, потом бедра раненого, подсунь под нихсудно, а мочеприемник между ног.

– Я сам, – глухо сказал Поляков.

– У вас не получится, – наставительно сказала Валечка. –Санитарка вам поможет. Ну что ты копаешься, Аксакова?

Ольга закрыла глаза, потом снова открыла и приподняла былоодеяло.

– Оставьте! – рявкнул Поляков, ужасаясь того, что́ онасейчас увидит там, под одеялом. – Я сам, говорю же!

Он представил, что она обнимет его, как обнимала тетя Фая,как приподнимет, как подсунет под него эту эмалированную гадость, а потомаккуратно возьмет за то, за что брала тетя Фая.

Но тогда ему было все равно, как и за что его берет итрогает тетя Фая. Она была медсестра. Просто медсестра. А тут…

– Я сам!

И он резко отодвинулся.

– Ты совершенно криворукая, Аксакова, – с отвращениемсообщила Валечка. – Давай-ка я сама все сделаю. А вам совершенно нечего стесняться,товарищ майор, это ведь такое обычное дело, а что естественно, то небезобразно.

И она присела на край кровати и уже схватилась за одеяло…

– А ну пошла вон, сука, – глухо сказал Поляков. – И если тыеще раз сюда подойдешь, я добьюсь, чтобы тебя вышвырнули из госпиталя иотправили на фронт. Вон пошла! – рявкнул он так, что голоса раненых, слышныеиз-за простыни, затихли.

Валечка вылетела из закутка, даже свист какой-то пронесся.Или Полякову померещилось?

Ольга тихо ахнула, стиснула судно, прижала к груди.

– Ну, что стали? – прошипел он. – Что так смотрите? Грубо,да? Да пошла она… Вы разве не поняли, она хотела посмотреть… хотела посмотреть,как нас будет корежить!

– Корежить? – повторила Ольга со странным выражением.

– Ну да! Что вас, что меня!

– Почему? – с изумлением сказала Ольга. – Меня не будет. Этоже самое обычное дело – дать судно раненому. Вы думаете, мне что, мне противно,что ли? Глупости какие.

– Думаю, что противно, – мрачно буркнул Поляков. – Вампротивно дотронуться до меня.

Она мотнула головой. Стояла молча, прижимая к себе дурацкуюпосудину, как… как что-то дорогое.

– Оставьте его, – устало сказал Поляков. – Я сам. А вы лучшепойдите принесите цветы.

– Я… я только завтра смогу, – пробормотала Ольга.

– Почему?

– Ну… так. Дел много.

И Ольга решительно шагнула к Полякову, приподняла за бедра,чуть повернула, просунула под него судно и уже собралась откинуть и одеяло, ноПоляков вцепился в него, как… ну, видимо, как утопающий в соломинку, другогослова не подберешь.

– Дальше я сам. Вы уйдите пока! Пожалуйста!

Ольга кивнула:

– Я за водой. Умыться вам.

– Ладно.

«Карты, – говорил дядя Гриша. – Мы карты. Нас тасует судьба.Как хочет тасует!»

«И правда, – думал Поляков, лежа на судне, согнув ноги вколенях. – Бубновая дама, трефовый король! А между ними – червовая девятка. Воттакой расклад вышел…»

Ольга вернулась, судно убрала, почти не коснувшись Полякова,потом присела рядом и осторожно обтерла его лицо краем влажного полотенца.

– Вам нужно побриться. У нас есть санитар, который это оченьловко делает. Он раньше парикмахером служил. Хотите, позову? – робко спросилаона.

Поляков провел ладонью по лицу. Шелестело, шуршало, но ужене кололось.

– Жуть… ох, я бородатый, как старый дед… да, позовитесанитара.

– Завтрак! – зычно выкрикнул кто-то. – Разбирайте миски,товарищи офицеры!

Появилась другая девушка, беленькая, славненькая такая:

– Я к вам, товарищ майор. Кушать будем? Оль, а ты убери,пожалуйста, там за младшим лейтенантом, ну, за новеньким. Ему что-то худо. Рветего.

Ольга вышла молча, не взглянув больше на Полякова.

А он вдруг подумал: «Если бы ее мать не пошла тогда наПетропавловское кладбище, Ольга сейчас не урильники бы разносила, не блевотинубы вытирала. И правда, работала бы в школе. Историком была бы. Она бы вышлазамуж, очень может быть, за того самого летчика, который, очень может быть, ивыстрелил мне в спину… А я бы не понял… я бы до сих пор не знал, что она дляменя значит! Что она для меня значит – всё! А я для нее? Если принесет геранисегодня, то…»

Он и сам не мог бы сказать, что такое – «то».

День тянулся.

Герани не появились. Ольга больше к нему не заглядывала.Приходила другая санитарка – немолодая изможденная татарка Земфира.

Поляков все ждал, а герани все не было.

Вот и теперь, когда пришел Храмов и начал донимать егоопасными беседами, он то и дело косился на тумбочку, как будто надеялся, чтогерани там каким-то образом возникнут.

Напрасно!