Читать книгу "«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма - Сергей Николаевич Магнитов"

и он развернул пропаганду о том, что республиканцы продали Испанию Советам, а Советы этим воспользовались.

Это было для Франко сильным общественным аргументом в пользу своего восхождения и укрепления. Этим он нейтрализовал республиканцев и симпатии к Советам испанских масс, которые действительно были во время испанских событий.

Акция с золотом действительно была двусмысленная, хотя и вполне официальная и понятная. Сама её стилистика – тайная операция, проводимая агентами советской разведки, о чём не знали даже испанцы, ведущие пароходы, – не очень вязалась с гордым стилем испанских событий. Почему Сталин на неё решился, объяснить легко – деньги всегда нужны, особенно перед войной на перевооружение, но политически Сталин получил плохое реноме.

Весь советский период отношения с Испанией были натянутыми. Испанцы историю с золотым запасом не забыли до сих пор. Вот и вопрос: стоило ли Сталину из-за золота подмачивать репутацию свою и Страны? Вопрос сложный. Смотря какими глазами взглянуть. Коммерсант увидит в операции Сталина гениальную коммерческую сделку. Политик – недальновидность Сталина. Но если посмотреть шире, то было ясно, что Франко было выгодно, чтобы Сталин это золото забрал, а он утвердился во власти. Ситуация была дурная: договор о поставке оружия и платежи были официальные – с Республиканским правительством, которое Франко сверг, сделав их тут же незаконными. Сталин, понимая ситуацию, ускорил процесс, и Советский Союз своё забрал.

Но осадок у испанцев остался. И остался после войны: испанцы не восприняли возможность свержения Франко после окончания Второй мировой с восторгом. Это было для Сталина решающим аргументом не связываться с Франко после войны.

Генерал Франко, фашистский диктатор Испании – был классическим врагом СССР. Почему же он оказался не повержен? А если учесть, что генерал прожил и правил до 60-х годов, то становится непонятно, почему Европа резко перестала бороться с фашизмом, приняла Франко в дипломатические объятия? Возникает вопрос: а был ли фашизм врагом европейской демократии?

Можно рассмотреть одну из версий и усомниться в ней, она художественная, но тем не менее вопрос открыт!

Цитата: «…Такое настроение владело и солдатами, и многими фронтовыми офицерами. Разговаривал я с капитаном Владленом Ан…ым, командиром дивизиона тяжелых минометов (фамилию не называю, чтобы его не обвинили в агрессивности). Он прямо сказал: и сам, и его люди готовы идти вперед до упора. До Атлантики. Был бы приказ. Англичане и американцы не преграда. По сравнению с немцами они не вояки, тряхни разок – они и посыпятся…

– Девять десятых, – сказал я. – Мы прошли девять десятых пути, остался один бросок от Эльбы, от Праги до столицы Испании. Один большой бросок, и наши воины вернутся туда, где в тридцать шестом начинали битву с фашизмом Франко, Гитлера, Муссолини. Чтобы замкнуть кольцо. Там могилы боевых друзей, там их молодость и любовь. Насчет девяти десятых – это не мои слова. Помните Семена Кривошеина из Первой конной?

– Мы достаточно знаем генерал-лейтенанта Кривошеина, командира гвардейского танкового корпуса. Он неплохо воюет.

– В сентябре тридцать девятого танковая бригада Кривошеина первой вошла в Брест, там мы встретились. А недавно увиделись снова – в Берлине. Не о нем ли стихи? В Испании его звали “колонель Милле”, он со своими танкистами насмерть стоял в Каса-дель-Кампо, защищая революционный Мадрид. А потом прошел всю Отечественную. Назад до Волги и вперед до Шпрее.

– У нас много таких героев, – кивнул Сталин.

– Насчет последнего броска – это его слова. Гвардейцы готовы.

– У нас много людей, которые мыслят подобным образом. Много упрямых генералов, думающих о Мадриде. И адмиралов тоже. Товарищ Кузнецов начал называться адмиралом там, в Испании, хотя у нас был еще капитаном первого ранга. Он тоже упрям. И тоже считает, что последний корень фашизма в Европе, диктатор Франко, должен быть вырван.

– Он прав.

– Возможно, возможно, – Иосиф Виссарионович надолго умолк, размеренно шагая по аллее. Тяжело вздохнув, заговорил вновь. – Когда вы, Николай Алексеевич, были в Берлине, когда там еще шли бои, мы в Ставке обсуждали проблему дальнейшего продвижения на Запад. Докладывал товарищ Антонов с учетом мнения командующих фронтами и флотами. “Вперед до Ла-Манша!” – как выразился один наш маршал. Некоторые товарищи поддержали его.

– И что же?

– Мы не хотим продолжения войны, но сейчас появилась единственная, может быть, за всю историю реальная возможность высвободить из оков империализма все народы Европы, помочь им встать на рельсы социалистического развития. Больше того, если до сорок первого года мы были единственным в мире социалистическим государством…

– С дружественной Монголией.

– Да, конечно, – усмехнулся Сталин. – Если мы были единственным государством, то теперь можем создать вместе с Китаем великую социалистическую Евразию. Сложилось самое благоприятное сочетание всех военных и политических факторов. Наши войска сейчас самые сильные, самые опытные в мире. Уверены в себе. Хорошо вооружены. Занимают выгодные стратегические позиции в центре Европы. У нас в резерве полтора миллиона обученного контингента двадцать седьмого года рождения и возвратных раненых. С нами две польские армии, сильная югославская армия, чехословаки, румыны, болгары, даже финны. И немцы. На нынешний день мы имеем до полумиллиона пленных, склонных воевать против англосаксов. Только вооружи и двинь вперед к берегам ненавистной им Великобритании. Немцы дисциплинированны, умелы, будут сражаться добросовестно, чтобы потом спокойно вернуться домой… Короче говоря, наши резервы велики, а у союзников их практически нет. Американцы, англичане, австралийцы и иже с ними завязли на Тихом океане, без нашей помощи им не справиться с Японией года полтора-два. Тем более, если мы дадим возможность японцам снять с наших границ миллионную Квантунскую армию. Англосаксам не позавидуешь.

– Рухнет лев, и лапы врозь… У меня никаких возражений по существу.

– Фактор политический, – продолжал Сталин. – В Соединенных Штатах и в Англии разброд, обе страны обезглавлены. Рузвельт скончался, Черчилля в июле ожидают выборы, не сулящие ему успеха: у лейбористов большие шансы сбросить его. Премьер на шатких ходулях. И, напротив, наш авторитет в мире, особенно в Европе, огромен. Кто-то уважает, кто-то боится нас, одолевших Гитлера. Отсюда повсеместный рост влияния коммунистических и рабочих партий, готовых и способных взять власть в свои руки в Греции, в Италии, во Франции. Надо лишь посодействовать им, и вся Европа будет с нами.

– И что же? – повторил я вопрос.

– А то, что с военной точки зрения у нас нет сомнений в быстром и безусловном успехе. Но насколько долговечным и выгодным будет успех политический, чем он со временем обернется для нас? Не промахнуться бы…

… – До Эльбы, до Праги мы освободители. За Эльбой, за Прагой мы агрессоры и оккупанты. Восстановим против себя не только союзников, но и народы Европы,