Читать книгу "Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine"

снится, как Ишмерай погибает. Я вижу гибель её каждую ночь.

— Сны значат что-то только для фавнов, — возразил Лорен. — У людей сны отражают лишь мысли и тревоги. И среди них нет прорицателей. Даже среди Рианоров. Ишмерай и Атанаис живы. Однажды Провидица сказала мне, что Рианоры чувствую смерть другого Рианора. Она не была Рианором, но Атариатис дал ей часть своей силы. Она была далеко от Кеоса, когда Атариатиса убили, но почувствовала его смерть всей своей душой. Связь Рианоров очень сильна. Я пытался вдолбить это Гаральду, но он лелеет своё горе и винит себя во всех смертных грехах. Да, ему есть, чего стыдиться, но он должен держаться. Ради тех, кого любит. Если бы девочек убили, мы бы знали. А теперь приободрись и ложись спать. Завтра новый день. Тебе нужны силы. Особенно после того, как ты выплеснул почти всё на защиту Аргоса. Я буду рядом и хранить твой покой.

Акил помедлил несколько секунд и хотел уйти, но отец тихо окликнул его по имени. Акил обернулся и поглядел на отца сурово, хмуро, недоверчиво.

Лорен произнес, глядя сыну в глаза:

— Я никогда не думал, что потерплю поражение как отец. Лучше бы я потерпел поражение как Рианор.

— У каждого своё призвание, — Акил небрежно повел плечами. — Ты замечательный отец и муж. Ты обожаешь свою дочь и жену, а они обожают тебя. Ты не виноват, что с сыном у тебя не складывается.

— Я бы отдал всё на свете, чтобы кровь моя не наградила тебя этим проклятием. Чтобы эта болезнь тебя не коснулась.

— Не говори так, — горько усмехнулся Акил. — Я всю жизнь мечтал о даре, который ты изволил назвать болезнью. Я мечтал стать похожим на тебя. Я мечтал сражаться и пускать свою мощь против кунабульских полчищ. Ты пытался сказать, какова оборотная сторона подобного могущества. Но я не слушал. Да если бы и слушал — какой в этом смысл? Кровь не обманешь. Но даже теперь я не смею называть родство с Рианорами, родство с тобой проклятием. Как бы сильно я ненавидел это наследие — она часть меня. И эта часть мне досталась от тебя. Как могу я ненавидеть её? Я приму её. И приму с гордостью и почтением. Как благословение. Даже если сила эта приведет меня к смерти, безумию или бессилию. Кровь моя — твоя кровь, и мне остается лишь жить с ней, иначе я предам тебя своей ненавистью к тому, что ты дал мне. И тебе тоже придется смириться с тем, что твой сын не такой достойный человек, как ты, что у него нет дара целительства, и мужество у него не такое прочное. Но тебе поздно желать другого сына, а мне стыдно желать другого отца.

— Я недостаточно показывал тебе свою любовь, и всё это вылилось в твое неверие в мою любовь, — горько произнёс Лорен. — Прости меня.

— Да разве такой идеальный человек, как Целитель Лорен Рин, может не любить своего сына? — усмехнулся Акил. — Даже если сын последняя рохля.

— Я никогда не считал тебя рохлей. Я лишь хотел выбить из тебя твое тщеславие.

— Выбил? — мрачно, с вызовом осведомился Акил.

— На самом деле тщеславие — не самый худший из грехов. Теперь у меня появилась другая угроза, куда более страшная, — потерять сына из-за своего собственного тщеславия и эгоизма.

— Нет, дело не в твоем тщеславии или эгоизме, — гнев, обида разожгли в сердце безудержный огонь. — Ты никогда не верил в меня. А теперь, когда ты видишь, что у меня тоже есть рианорская сила, ты решил признать, что я тоже что-то могу, что я все же не пустое место. Более тебе сына уважать не за что.

Лорен пронзительно глядел в глаза сыну и тихо, четко произнес:

— Если бы ты был пустым местом для меня, поехал бы я в такую даль, в Заземелье? Оставил бы я жену свою, дочь, сестру, которые так во мне нуждаются?

— Быть может, ты приехал, чтобы поглядеть, способен ли я выжить в подобных обстоятельствах, — ответил тот, не желая быть справедливым. — Я-то выжил. Но вот не уберег Ишмерай и Атанаис, едва не загубил жизнь Сагрии. И все годы целительства, которому ты обучал меня, пропали, — вместо того чтобы исцелять я убивал. И убил очень многих. Так что в чем-то ты по-прежнему прав, отец, и горько прав — я ни на что не способен. А огонь достался мне просто так, по наследству. «Посчастливилось», так скажем, родиться в нужной семье. Я не могу отнести это к списку личных достижений.

Лорен ответил:

— Я не всегда был справедлив к тебе, и ты можешь казнить меня за это сколько угодно. Но никогда не говори, что ты ничто для меня. Я бесконечно виноват перед тобой и Адиль за то, что не смог уберечь вас от своего наследия, я виноват перед вашей матерью за то, что не смог уберечь её от горя. Пройдя через Кунабулу, я ничему вас не научил, ошибочно полагая, что если Кунабула и очнется, то только через века. Я был слишком самонадеян. Но ты выстоял — разгромил врагов, защитил город. Без моих указаний, подсказок, без моей поддержки. Это я оказался бессилен и бесполезен. Как родитель.

Акил опустил голову и отвернулся: ему стало совестно перед отцом за свою малодушную вспышку. Акил был благодарен и счастлив, что отец пришел за ним, если бы эту радость не омрачала оглушающая сверлящая тревога за него, за сестру и за мать — они остались без своего защитника. Они были под присмотром дяди Густаво, могучего нодримского короля, и легендарной герцогини Атии. Но окажутся ли король Нодрима и Акме в силах защитить и Атию, и Карнеолас, и Нодрим, если Кунабула вознамерится воспрянуть снова? Куда можно было бы спрятать мать, сестру и Гаспара, дедушку Бейна? В горную тишь Орна? Рано или поздно демоны доберутся и туда. В Заземелье? Здесь им не будет жизни.

«Посадить их на корабль и заставить уплыть за море… — подумал он, сжав кулаки. — Далеко-далеко, куда бы Кунабула не смогла протянуть свои когтистые чёрные руки. Она не всесильна… А лучше так — вернуться в Архей и защищать его всеми своими силами. Пусть ценой собственной жизни».