Читать книгу "Сегодня – позавчера. Испытание огнем - Виталий Храмов"

Я вскочил, подлетел к Громозеке, вместе выдернули раненого наводчика. Ему практически оторвало ступню. А самоход не горел. От дымовых зарядов щипало глаза и дыхательные пути.

– Неси и вернись, – велел я Громозеке, сам полез обратно в машину.

Двигатель продолжал работать, орудие цело и даже заряжено, а вот мехвод был убит. Их с наводчиком зацепило одним и тем же снарядом.

А немец уже в паре десятков метров. Рядом тяжело приземлился Громозека.

– Поверни машину на этого немца, а я его убью! – прокричал я ему в ухо. Громозека сразу потянулся в отделение управления, прямо через разорванное тело мехвода.

Хорошо, что перегородки межотсековые не успели поставить. Хотя, может, наводчик был бы тогда цел?

В прицел ничего не было видно из-за дыма, я высунул голову поверх брони – авось с такого расстояния не промажу и так. «Единорог» довернул, ствол практически упёрся в Pz-II. Танкисты начали понимать, что что-то не так, но я не дал им шанса – выстрел в упор практически развалил лёгкий танк противника.

– Атас! – проорал я, вываливаясь из «Единорога», рядом упал Громозека. Мы вместе скатились в яму, слишком маленькую для троих. Троих? А где зарядный? Бежит, сука!

– Жгут наложи, – ткнул я Громозеку, указав на наводчика, так и лежавшего без сознания, а сам побежал за трусом. Догнал его быстро, подсечкой сбил с ног, рухнул сверху, перевернул и несколько раз со злости вмазал в лицо, разбивая ему в лепёшку губы, нос, брови. Потом плюнул, встал, пнул ещё раз и приказал:

– За мной! – и, не оборачиваясь, побежал, пригнувшись, к «Пуху».

Дым развеялся, и я смог оценить поле боя. Фактически бой был проигран. Я не видел никого из наших. Только серость врага. Дым и огонь. Выстрелы и взрывы. Неужели всё? Мы разбиты?

– А вот и хрен вам! Мы ещё живы! – заорал я. Кому? Самому себе.

– И «Пух» исправен, – прогудел рядом Громозека.

Мы встретились с ним глазами. Он подхватил наводчика, мы побежали к машине. Громозека дёрнул сиденье мехвода, разом отогнув все трубки, из которых оно и было сварено, вытащил тело. Мехвода и наводчика положили в командное отделение, Громозека сел в окровавленное отделение управления, я за орудие, сзади щёлкнул затвор, заряжающий ткнул меня в плечо:

– Готово!

– Назад! – приказал я Громозеке.

Он опять завел двигатель, дал задний ход. Я вставил разъём шлемофона в гнездо. Сразу же услышал, что меня вызывает множество голосов.

– Тут Медведь. Я в теме. Назовись.

Отозвались три «Единорога», Кадет и Феникс-7. «Феникс» доложил, что куцые Т-70 вышли на него и рвутся в бой. Да куда им против немцев? Их даже Pz-II расхреначит, не говоря уже о более тяжёлых машинах. Хотя… Тут сейчас такая свалка!

– Феникс, даю добро «куцым». Пусть на всех парах летят и бьют в упор и только в борт или под хвост. Как понял меня?

– Принял, Медведь!

А «Единорогам» приказал отходить на фланги, ведя огонь, оттягивать бронетехнику на себя, чтобы подставляла борта или нам, или «куцым».

Громозека пятился, заряжающий был его «глазами на затылке», я ловил в прицел мельтешение серых силуэтов, ведя быстрый, но не слишком эффективный, неприцельный огонь. Брошенная мною на чашу весов гиря дюжины Т-70 окончательно перетянула весы победы на нашу сторону. Противник в спешке отступил, бросив повреждённую технику и раненых. Т-70, а за ними и «Кирасиры» увязались в преследование и гнали их огнём и колёсами по полю, пока не был подбит ещё один Т-70. Он загорелся. Выскочить успел только мехвод. Я приказал прекратить погоню и вернуться в посёлок. Объявил по рации сбор комсостава, а сам побежал на огневую ПТО.

Обе пушки были раздавлены. На одной из них застыл Pz-III, перед огневой горел ещё один. Тела батарейцев лежали там же, где им предписывало боевое расписание. Никто не побежал, никто не спасся. Я подбежал к орудию, перевернул тело лейтенанта, которому танк переехал ноги. Он был жив ещё. Искусанные в кровь губы расплылись в растерянной улыбке:

– Командир, я танк подбил! – прохрипел он и испустил дух. Это его первый бой. И последний.

Я не смог сдержать себя в руках. И плохо запомнил, что было следующие несколько минут. А ребята, когда я их спрашивал, отводили глаза. Очнулся я связанным в «Единороге». А садист Громозека лил мне на голову ледяную воду из брезентового ведра.

– Оклемался?

Я его искренне послал.

– А, – многозначно протянул он, – лаешься. Там командиры собрались. Что им говорить?

– Развяжи, сам скажу!

Когда он меня развязал, то оказалось, что мои кулаки разбиты и сильно болят. Я вылез из «Единорога», исподлобья оглядел собравшихся, прервал доклад о состоянии подразделений, посмотрев на часы. Эх, не вовремя я выпал из реальности!

– Времени мало, мужики. Чую я, что летят уже сюда стервятники по наши души. Поэтому в темпе собираемся и валим. В первую очередь раненых. А трофеи – в последнюю. Поджигайте всё. Дым нас укроет. И быстро! Каждая секунда против нас. Бегом! Кадет, погоди! Где этот наш спец по радиоглушилке? Живой?

– Живой. И бандура его цела.

– Как увидите самолёты, пусть сразу врубает. Хоть чуть им помешаем, всё нам шанс. Понял?

– Так точно!

Сапёры бросили минирование, занялись поджогом битой техники врага. Чтобы уж наверняка не восстановили. Только в переплавку.

По одной, по две, в связке, машины уходили на восток. К исправным боевым машинам цепляли битые или трофейные. Последними уходили «Единороги», «Егеря» и казаки. Уходили под завывание пикировщиков и под бомбами. «Фениксы» усердно старались отогнать самолёты от нас, но не слишком успешно. Потеряли ещё один «Единорог», третий. Один, правда, БРЭМ утащил. Может, и восстановим. А вот два разбиты полностью. Последний сначала прошили из авиапушки, а потом и бомбой накрыли. Из расчёта спаслись наводчик, пулемётчик и мехвод. Я их подобрал на ходу прямо перед попаданием бомбы. Громозека вел машину виртуозно, постоянно меняя направление, змейкой. Он нас и спас.

Влетели в «зелёнку». «Лапотники» повыли ещё над нами да отстали. Полетели добивать посёлок. Из него по ним хотя бы никто не стрелял. Героически разбомбив посёлок, они убрались восвояси. А мы стали окапываться. И приводить себя в порядок.

Испытание людей. Перекур

– Сильно нас немец потрепал, – поделился я с приехавшим с последней батареей «Единорогов» начштабом.

Он удивлённо глянул на меня:

– Вы фактически одной батареей и одной усиленной ротой смогли разгромить передовой отряд противника. А там не меньше сводного механизированного батальона было и до двадцати танков. Это же отличный результат! Докладывать буду в штаб армии, не поверят. Скажут, приписками занимаемся.

– Погоди, там крутился паренёк с «лейкой». Всё фотографировал, – вспомнил я, – надо его на шпионство тряхануть. И фотодоказательствами разживёмся. И ещё. Пусть всю нашу битую технику снимет. Надо мелом написать, чем бито, и зафоткать. И на завод отправить. В КБ, Астрову. Пусть статистику собирают. Этого, как его, Гинзбурга привлеки. Мы же не только боевой полк, но и испытательный. Представляешь, в техзадании записано чётко: лобовая броня «Единорога» должна выдерживать снаряд 37 мм Пака. А меня сегодня «двойка» прошила в трёх местах из 20-мм автомата. Из семи попаданий – три пробоины. Мехвода и наводчика потерял. И сам жив остался лишь благодаря глазастому Громозеке. Одна пробоина прямо против моей груди. Не упал бы на дно за секунду до удара – каюк!