Читать книгу "Сегодня – позавчера. Испытание огнем - Виталий Храмов"

– «Единорогам» – заткнуться. Менять лёжку через зад! «Кирасирам» – гнать их в шею!

ПТО подавлены, миномёты вроде тоже заткнулись. «Кирасиры» вылетели на поле, поливая бегущих немцев из пулемётов. За ними увязался и БРЭМ. Эти решили «ганомаги» обследовать. Дал команду Венику прекратить огонь и сменить огневую.

В это время «Кирасиры» споро покатились назад, сопровождаемые взрывами.

– Медведь, сундуки!

– Откат, «Кирасирам»! БРЭМ! Уходи! В сталкерские плюхи не вляпайтесь!

Техники всё же подцепили один БТР немцев и теперь волокли его назад. «Ганомаг» внешних повреждений не имел. Почему бросили? Как я позже узнал, мехвод бэтээра наступал с открытым люком и словил обычную винтовочную пулю зубами. А пулемётчик на нервах не смог заново завести машину. Но люк тоже не захлопнул. Схлопотал пулю от того же стрелка. Я этого якута (а может, эвенка или таджика, я в этих ребятах не сильно разбираюсь) потом к «Отваге» представил и свою СВТ подарил. Ну, куда я с ней? У меня теперь ствол в десять раз вырос в диаметре.

На гребне выросли разом десять силуэтов. Немецкая пехота откатилась под их защиту. Вот это уже серьёзно. Они стали лупить по посёлку больше вслепую, так как все их цели уже скрылись за заборами, палисадниками и стенами хат. Они били по редким вспышкам выстрелов нашей чересчур расхрабрившейся пехоты.

– Ваня, – тронул я за плечо наводчика, – этих сначала осадить надо, потом бить. Поэтому сначала гранатой в гусянку бей.

– Помню, товарищ майор, тыщу раз обговаривали.

– А ты ещё раз слушай. Два-три раза стреляешь – отползай назад. Понял?

– Понял, – кивнул наводчик.

– Я к пэтэошникам сбегаю.

Громозека схватил ящик заплечной рации, побежал следом. Расчёты дивизионных орудий прятались по узким окопам. Орудия они уже успели столкнуть вперёд, в углубление. Нашёл я командира взвода, молоденького лейтенанта. Это его первый бой. Пришёл прямо из училища в батарею накануне. Всё, что он успел увидеть, это налёт при передислокации его огневого взвода, когда разом погибли и командир батареи и половина личного состава. Но держался парень молодцом, только бледность и растерянная улыбочка выдавали, что ему сейчас непросто.

– Лейтенант, ты у нас будешь принимающим. Вытянешь танки на себя. Мои самоходы побьют их в борта. Запомни, бей в основание башни или в гусеницу фугасным. Фугасным, слышишь? Этим разрушишь не только траки, но и ленивцы. Танк при этом резко разворачивает, и можно бить его в борт или корму. Понял? Команды на открытие огня не жди. Стреляй, когда посчитаешь нужным. Я в таких случаях стреляю по танкам, как начну клёпки видеть без бинокля. Понял?

Лейтенант кивнул с той же растерянной улыбкой, прижимая каску рукой.

Рядом рвануло, мы обернулись. Дом справа от нас складывался сам в себя. Брёвна сруба разлетелись по двору. Обстрел усиливался. Причём долбили не только танки, но и что-то существенное через их голову. Танковый снаряд так хату не раскатает.

Падая после каждого близкого разрыва, мы с Громозекой, пригнувшись, пробежались вдоль линии обороны. Да, опасно. Да, выглядит глупо. Но надо видеть глаза бойцов, когда вокруг ад разверзся, а тут появляется командир и спрашивает: «Ты как? Штаны сухие? Держись, сейчас полезут!» Поднимаю таким вот способом мораль и дух бойцов.

– Кадет! – схватил меня за рукав Громозека и сунул трубку.

– Тараканы полезли. Сотни четыре. Дюжина больших «жуков», пять мелких и десяток «коробков». Могу Венику подсветить «оркестр».

Как он смог увидеть огневые позиции гаубиц? Я не понимал. Но оказалось, что Кадет оставил в тылу немцев отделение своих разведчиков с рацией. Они вышли на батарею, давали результаты стрельбы Кадету, а он по более мощной рации – на вторую батарею.

– Действуй! – приказал я и тут же стал вызывать «Фениксы». Когда Феникс-7 откликнулся, я велел ему: – Синева! Слышишь, синева!

Две наши зенитные самоходки покинули свои капониры, вылетели на дорогу и рванули на восток. Немцы по ним стреляли, но для танков далековато, для гаубиц слишком быстро. Утыканные ветками, укрытые маскировочными сетями зенитки больше походили на самодвижущиеся кусты. А самое главное, походили на танки, утыканные ветками, чего я и хотел. На что был похож их отход? На бегство двух танков. Я надеялся, что немцы посчитают, что танковое подразделение было ими разбито, два оставшихся танка бежали, бросив пехоту. Надо, чтобы противник ударил разом и всей техникой. Такой удар нам выдержать будет очень сложно, но возможно. А вот если они оставят половину танков прикрывать штурмовую группу, у нас вообще не будет шансов – перещёлкают, как куропаток.

Есть! Клюнули! Две дюжины бронемашин покатились на наши позиции, прокладывая параллельные борозды в полях. Серые угловатые танки иногда останавливались на мгновенье, их пушки плевались огнём, и танки шли дальше. Шли прямо, как на параде.

Восемьсот метров. Шестьсот. Вот один панцер подорвался на мине. Не загорелся, хотя катки поотрывало.

– Братья! – обратился я в рацию. – Удачной охоты!

Семь трёхдюймовых стволов Грабина – это вам не кот наклал! Три танка были подбиты сразу же. Благодаря высокой скорострельности и скрытности позиций наших орудий, мы сразу завоевали огневое превосходство. Немцы заметались по полю, лупя по посёлку наугад.

Воспользовавшись образовавшейся у противника сумятицей, мы выбили половину их машин. Только потом их командование смогло совладать с ситуацией. Танки полезли на посёлок, ведя частый огонь с коротких остановок. Усилился миномётно-пушечный обстрел. Подтянулась к танкам немецкая пехота.

– «Единорогам» – отход вбок через зад! – приказал я.

Самоходки разошлись, как ворота, на фланги, открывая дорогу танкам противника. Немцы сразу почувствовали, что наш огонь ослаб, рванули прямо по дороге, потеряв на мине ещё один танк. Через минуту танки прошли по позиции ПТО и ходом пошли дальше. Пехота ворвалась на окраину села. Закипели перестрелки с кинжальным огнём в упор с нашей пехотой, яростно отбивавшейся гранатами и штыками.

Первый танк проскочил деревню и выскочил на дорогу.

– Давай! – пнул я наводчика. Орудие моего «Единорога» выстрелило, звякнула гильза.

– Готово! – прокричал заряжающий.

– Выстрел! – проорал наводчик, орудие опять громыхнуло, раскачивая всю машину. Потом ещё раз. И ещё.

Первый танк горел, развернувшись поперёк дороги. Рядом взорвался следующий, высоко подкинув башню. «Единороги» отстреливали мелькавшие меж деревьев и горящих домов машины врага.

– Коля, лево-назад! – приказал я мехводу, а наводчику кинул: – Танк за забором.

– Вижу! Взял! Выстрел! – проорал наводчик.

Орудие громыхнуло, уши опять забило ватой, и я едва услышал:

– Атас!

Я подумал: «Какого?..», – но тело сработало на автомате, я рухнул на пол, тут же по броне самоходки ударили несколько молотов. Надо было покидать машину при этом сигнале, а я, как истинный пехотинец, припал к полу. Поняв это, дёрнул спуск дымомётов и выкатился из «Пуха». Тут же мощная длань Громозеки схватила меня за воротник и отшвырнула в сторону. Я скатился в яму, бывшую когда-то лужей. Тут, на растрескавшейся корке грязи уже сжался наш заряжающий. Я быстро выглянул. Громозека, укрывшись дымом, тащил из чрева машины наводчика, а в семидесяти – восьмидесяти метрах на нас шёл Pz-II. Угрозы от нас он уже не видел – башня отвёрнута вбок, но приближается. Видимо, решил использовать корпус нашей самоходки для прикрытия.