Читать книгу "Лестница грез. Одесситки - Ольга Приходченко"

И трудная же работа на этом складе, всю дорогу только и делают, что пьют, жрут и ещё кое-чем занимаются. Для здоровья. С такой нагрузкой нелегко совладать. А если серьезно, я так понимала, что дел здесь было поменьше, чем на остальных складах. Ничего не портится, не гниёт, магазинам в начале месяца выделенные фонды раздадут и отдыхают. Это тебе не овощи с фруктами, где весь день все кипит, по нескольку раз склад полностью наполняется и разгружается. Ассортимент громадный, по партиям учёт вести на до, с ума сойти. Горы актов, приходные и расходные накладные, потом ведомости. Учётчицы, тётки серьёзные, строчат, не поднимая головы, пописать, извините, некогда сходить. Как хорошо, что меня сюда направили, а не в те склады.

Последний день октября, от меня ждут отчеты. Не дожидаясь начальства, всё по всем карточкам складского учёта разнесла: приход, расход и остатки на конец месяца. Затем оперативно передала сведения в плановый отдел, как Лилия Иосифовна просила. С чувством выполненного долга пристроила голову на руки и развалилась на своих транзитных ведомостях.

Прикурнуть не удалось. Каждый раз какая-нибудь зараза открывала дверь и задавала одни и те же вопросы: Эдельман где? Твоя начальница где? Так и подмывало выругаться в рифму. Отделывалась другим кратким ответом: на совещании.

Уже темно, а начальства всё нет и нет Покурить охота. Вышла на улицу. Как же хорошо! Небо чистое, воздух свежий, влажный, мягкий, как росой умывает лицо. Даже отходы не воняют. Кошки орут где-то на крыше, напоминают, что наступает их время гулять, любить. Я тихонечко в кулачок покуриваю, спрятавшись за складскими воротами. Хоть бы выходной уже дали. С подружками даже времени нет пообщаться. Они ещё все по институтам учатся, не подозревают даже, какое это счастье быть студентом. Чему я радовалась, что учиться в нархозе только четыре года. Слава богу, что замуж не выскочила. Любовь, любовь. Вот в этом свинарнике любви хоть отбавляй. Они же все чьи-то жёны, мужья, родители, даже дедушки и бабки. Я ведь жизни совсем не знала. Всегда думала: как живёт наша семья, так живут и все остальные. А может, я идеализирую свою семью и она вовсе не такая, какой я себе её представляю. Нет, не верю, с нашей бабкой ничего такого быть не может. Мои размышления прервала появившаяся на пороге Анна Павловна. Чуть позже из темноты выплыли Эдельман и Артем.

– Ты, малая, что куришь? Всё расскажем твоим родителям, какая у них дочь.

– Они не удивятся, знают об этом.

– Знают? – она выпучила глаза. – Я б своей дочке таких пи…ей навешала, по сраке так надавала, чтобы сесть на жопу неделю не могла. И что, разрешают?

– Разрешают. Моя мама считает, что лучше я буду дома курить, чем где-то под забором.

– Ты видишь, как молодёжь рассуждает, – Анна Павловна толкнула Эдельмана в бок. – Разве в наше время мы могли позволить себе такое распутство?

Эдельман забубнил: я б своей такое сделал, на всю жизнь запомнила бы.

Артём подмигнул мне заговорщицки: они бы сделали, тоже мне порядочные. У Эдельмана дочка в пятнадцать в подоле принесла, замуж брать никто не хотел, за такие бабки еле спихнул, сидел у себя в конторе и плакал от жадности. Так зятек от той доченьки всё равно сбежал. А Анюта? Чья бы корова мычала, а она уж помолчала бы. Еще та блядь. Ой, что я говорю, распутница.

Я злилась сама на себя: и все это мне надо выслушивать, неделю будешь мыться – все равно не отмоешься от всей этой грязи. Вздохнув, молча отдала своей начальнице копию отчета. Она косо взглянула на неё, нахмурилась и подняла на меня глаза:

– А ну дай мне карточки по томатному соку. Откуда у нас такое количество? Дай сюда накладные. Это какой сок? Яблочный. А у тебя какой?

Комок от волнения застрял в горле. Я перепутала яблочный сок с томатным, и тот, и другой были по одной цене. В спешке в карточку с томатным вперла яблочный. И в плановый отдел неправильно продиктовала.

– Звони этой толстухе Лильке, сейчас получишь, а за тебя и мы, – Анна Павловна пододвинула ко мне поближе телефон.

Только я заикнулась об ошибке, как из трубки понёсся ураган ругани. Досталось всем. Разъяренный Лейбзон почти тут же примчался и, весь красный от злости, крепко отматерил. Так громко орал, что слышно было и за забором, на маслозаводе. Ты в уме, Анюта, ты что эту красавицу недоученную защищаешь, какая разница, томатный или яблочный, они же по одной цене. Объяснить тебе, какая разница? Один е…, а другой дразнится. С плановым теперь разбирайтесь. Наверняка эта фурия уже к вам мчится.

Фурия влетела на склад, как бешеная, и залилась отнюдь не соловьем. Огромная ее грудь ходила ходуном. Из ее глубины вырывались грозные трели. Понять с первого раза, о чём она говорит было невозможно. Анна Павловна пыталась успокоить ее: Лиля, Лиля, не горячись так, побереги сердце, перепутала девчонка, так что ее казнить за это? Цена же одинаковая.

Но Лилия Иосифовна была непреклонна и смахивала на лектора из районного кабинета партполитпросвещения, который раз в квартал обязательно приезжал на базу, и тогда всех сгоняли в красный уголок послушать умного человека. На этот раз ликбез касался не только меня. Я никогда не задумывалась, уплетая свои любимые розовые помидоры, особенно фаршированные по бабкиному рецепту, что они – стратегический товар. А тут выяснилось, что вся томатная продукция, паста, пюре, соки – неприкосновенный госзапас и подлежит строжайшей отчётности, за которую она несёт персональную ответственность. Мы, получается, не выполнили план, а обманом отчитались, и сведения уже ушли в Киев. Скандал.

А ваш яблочный сок, продолжала кричать плановичка, никого не волнует. Доставайте томатный, где хотите. Помидоры больше не поступают, цех линию свернул.

В глазах моей начальницы в мою сторону сверкну ли две молнии, и тут же раздался гром:

– Катись отсюда, чтобы я тебя не видела.

Я за свою сумочку и дёру. У самого забора меня окликнул Артём:

– Стой, дай сигаретку и слушай сюда. На эти понты дешёвые не поддавайся, не хнычь. Я кому сказал. Та цаца с планового пузыри пускала, чтобы с наших гавриков побольше содрать. Как отоварится, расцелуются, и всё будет путём. Над тобой же посмеются. Говнюки недорезанные. Чтобы та Лилька не заметила подвоха? Та расстреляйте меня на месте, она же всё сверяет, и твою ошибку с ходу вычислила. Лилька думает, что все здесь припоцанные, как тот Эдельман. Это они там у себя пусть смотрят в оба. Сколько изготовлено томатным цехом, столько и принято нами.

– Артём Петрович, так она же Лейбзону нажаловалась. Грузчик рассмеялся:

– Хоть для тебя я Артём Петрович, меня никто здесь так уважительно не называет, спасибо, дочка. Лейбзон ту Лильку, видать, с ходуна место поставил. Ещё воткнул ей по первое число. Он без всяких бумажек знает, что к чему. Это же Лейбзон! У него же голова еврейская, мозгами набита, очень уважаю. Мне без разницы, кто ты: хохол, москаль, маланец, по башке ценю людей. Что я рассусолился, беги, малая, домой, не переживай. И не боись, в округе все знают: если что, Костя Хипиш за тебя посчитается.