Читать книгу "Ольга, княгиня зимних волков - Елизавета Дворецкая"

Бессонной ночью перебирая своих верных людей, Ведома жалела, что бабка Рагнора не успела научить ее большему. Может, еще капля мудрости помогла бы ей устроить это дело…

И стоило ей подумать о бабке, как будто со стороны явилась простая мысль. Ведь Альдин-Ингвар выиграл поединок с Зоряном и получил права на жену последнего. То есть на Нежану. Которая здесь. Нужно просто вернуть Альдин-Ингвару его законную собственность. А уж Нежанка, будучи доставлена к ладожскому воеводе, скажет все то, что хотела ему сказать Ведома. Оставалось только объяснить отцу и прочим свое желание расстаться с девушкой, с которой они вместе росли…

Но даже когда стало ясно, что никто ни о чем не догадался и не помешал Нежане уехать, на сердце у Ведомы не стало спокойнее. Пусть все пройдет, как она задумала, но Альдин-Ингвар мог стать ее союзником только в одном: как и она сама, он не хотел ее брака с кем-то из других князей. Но в том, что касалось Равдана, он и не сможет, и не захочет ей помогать. Она лишь надеялась его руками держать подальше прочих женихов. Кто бы ни одолел, эта борьба оставляла хоть какую-то надежду на победу тому, кто в ней вовсе не участвовал.

День за днем мир все глубже проваливался в темноту. Лишь капли тусклого света с осадком сумерек болтались в котле небосклона, и старуха Марена скупо выливала оттуда по полкружки в каждый полдень: будет с вас. Часто шел снег, засыпая дорожки и тропинки, и когда Равдан выгонял по утрам – в глухой тьме, назвать которую утром язык не поворачивался, – своих «волчат» на пробежку, им приходилось заново протаптывать тропу, которую уже сотней ног топтали вчера.

– Терпите, скоро Корочун – в Свинческ пойдем! – подбадривал он их. – Погуляем, развеемся, а там дело к весне повернет.

Равдан не подавал вида, но при словах «в Свинческ пойдем» у него самого обрывалось сердце. Он и надеялся увидеть Ведому хоть мельком, и не разрешал себе мечтать об этом. А что, если Сверкер держит ее взаперти? Или за это время выяснил, кто таков его нежеланный зять? Или… Ведома уже забыла его… Или князь уже нашел ей другого мужа!

При мысли об этом Равдану хотелось схватиться за топор. Неужели тогда все это – зря? Без надежды вернуть Ведому все прочее не имело для него смысла. Но вестей из белого света они здесь, в лесу, почти не получали. Изредка, передавая половину лосиной туши в обмен на пару мешков зерна, удавалось повидаться с кем-то из родичей, но и те мало что знали о делах Свинческа. Оставалось лишь надеяться, что там не случилось ничего особо важного. Но тем сильнее томило нетерпение, тем мучительнее тянулся каждый сумрачный день и нескончаемый темный вечер.

Иногда Равдан спохватывался – не обсчитался ли он тут, в лесу, где время не движется, не пропустил ли срок? Может, уже и весна близится?

И однажды под вечер он увидел, как из леса выходит сама Марена. Одетая в медвежью шкуру, присыпанная снегом, тяжело ступающая на лыжах старуха отделилась от ветвистых сумерек опушки и заскользила к крайней избе стаи. Было жутко смотреть на нее – воплощение мертвого зимнего мира, – но сердце Равдана забилось с радостью и надеждой. Она несла перемены.

– Пришел срок. – Марена, иначе Ведьма-рагана, остановилась в трех шагах от него, устало опираясь на палку. – Готовы ли у вас личины? Завтра пора в путь. За жертвами.

* * *

Однажды Ведома проснулась среди ночи. Ей приснился Равдан, и на грани сна и яви пришла мысль, от которой она даже села на лавке. А ведь скоро он будет здесь!

В избе по-прежнему висела непроглядная тьма, но для Ведомы вокруг будто разлился ясный свет. Она вдруг сообразила, что Равдан в числе прочих волков приходил в ночь солоноворота в Свинческ все прежние годы – лет семь. И она, получается, видела его, но под личиной, как и прочих. И этой зимой он тоже придет! И она снова его увидит! Но теперь уже узнает. Ее пробрала восторженная дрожь: теперь-то уж она его узнает в любом облике!

Наутро она принялась готовить себе личину и всем домашним челядинкам приказала делать то же: Вайше, Нориме и Милуше, четырнадцатилетней девке, купленной Сверкером взамен Нежаны. В избу тащили вороха козьих и овечьих шкур, бересту, паклю и солому. Обе княжны, что старшая, что младшая, с головой погрузились в это дело, то визжа, то хохоча.

За этой суетой Ведома старалась скрыть ликование, боясь, как бы кто не догадался, чему она так радуется и чего ждет от страшного вечера Корочуна. Сама мысль о том, что Равдан будет здесь, в городце, совсем близко, приводила ее в восторг, от которого хотелось прыгать. Даже если она и не узнает его среди шкур и личин, даже если ее не подпустят ближе, – само то, что он будет в городце, казалось ей немыслимым счастьем. Так чувствовали бы себя скорбящие по мертвому близкие, которым владыки Нави пообещали на одну ночь вернуть его живым.

Странно было вспоминать, что когда-то они с Равданом целых три месяца виделись каждый день, были вместе целыми ночами, а порой и днями. Засыпать и просыпаться, чувствуя его рядом, в воспоминаниях было так прекрасно, а теперь ощущение одиночества и пустоты причиняло Ведоме почти телесную боль. Но скоро он придет. И, может быть, им удастся поговорить. Все это время она вела с ним в мыслях долгие беседы, а теперь поняла, что не сможет уложить в несколько слов все то, что хотела бы ему сказать.

И тем не менее все ее существо в эти дни сосредоточилось на ожидании встречи. Увидеть Равдана, поймать его взгляд, услышать его голос, убедиться, что она не придумала его, как Сверкер придумал ее замужество в Закрадье, – иного счастья ей уже и не надо. Потому что – куда уж больше?

Для Приянки Ведома соорудила одежду из белой козьей шкуры, сделала ей личину с маленькими, задорно торчащими рожками. Все это очень нравилось девочке, и та с визгом носилась по избе в личине, не в силах дотерпеть до праздника, и бодала всех, кто подворачивался. Досталось и Сверкеру, когда тот за пару дней до Корочуна зашел к жене, но тот был в хорошем настроении и только хохотал, уворачиваясь.

– Посмотри, что у нас! – с гордостью сказала ему Ведома, указывая на ларь, где были разложены их «наряды». – Вот это – мое! – Она показала на черную козью шкуру и такую же личину с рогами.

К шкуре был пришит белый длинный хвост, сделанный из какой-то другой козы, а рога увиты красными лентами с бубенчиками.

– Вот это – Норимы! – Она предъявила вывернутый бурый кожух из овчины, к нему личину из куска кожи с прорезанными отверстиями для глаз и рта, большой серый платок и толстую соломенную косу.

Вайша собиралась гулять ночью солоноворота в облике рогатой старухи с огромным носом на личине, больше похожим на клюв, а Милуша – старика с бородой из пакли и горбом больше головы. Князь остался доволен: смеялся и хвалил, но Ведома заметила, каким пристальным взглядом он окинул именно ее наряд.

И вот настало утро – самое позднее в году. Все еще спали, в избе было не топлено, поэтому холодно, но душно. Сидя в темноте возле отволоченного оконца и жадно вдыхая свежий холодный воздух, Ведома снова и снова, в сотый раз вспоминала день ровно полгода назад – Купалии. Самый длинный день в году показался ей коротким – пока венки плели, пока круги водили и песни пели, пока она «русалку» плясала… А потом приходило воспоминание, от которого у нее и сейчас замирало сердце, – как она в первый раз заметила Равдана. И как потом увидела его на поляне среди ветвей – он шел к ней, будто завороженный, сам не замечая, как делает шаг за шагом…