Читать книгу "Движущиеся картинки - Терри Пратчетт"

И через этот хаос, увертываясь от падающих балок, но сметая все прочие преграды, спасались бегством жители Голывуда. Рукояторы и актеры, алхимики и бесы, тролли и гномы удирали, как муравьи из запаленного муравейника, — головы втянуты в плечи, ноги стремительно двигаются, глаза устремлены к горизонту…

Половина холма пропала как не было.

На мгновение Виктору почудилось, будто он видит огромную фигуру воина Освальда, которая своей нематериальностью походила на выхваченные столбом света пылинки. Воин вознесся над Голывудом и, замахнувшись, нанес страшный, уничтожающий все и вся удар.

Затем видение исчезло.

Виктор помог Джинджер выбраться на берег.

Вскоре они шли по главной улице. Здесь стояла тишина, лишь изредка доносились какие-то скрипы, да с глухим буханьем стукалась о землю какая-нибудь очередная балка.

Они забрели в съемочный павильон, загроможденный рухнувшими декорациями и растоптанными ящиками для картинок.

Где-то сзади, с грохотом сорвавшись со своих якорей, плюхнулась на песок вывеска «Мышиный Век Пикчерз».

Потом Виктор и Джинджер посетили развалины заведения Боргля. После того как столовая развалилась, общемировой средний рейтинг пищевых заведений резко повысился.

Они перешли вброд океан развевающихся на ветру кликов.

Они перешагивали через рухнувшие надежды.

На окраине местности, носившей название Голывуд, Виктор обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд.

— Как видишь, в конечном счете они оказались правы. В этом городе мы работу больше не найдем.

Сбоку донесся всхлип. Он с удивлением посмотрел на Джинджер — она плакала. Виктор обнял ее за плечи.

— Пойдем отсюда, — сказал он. — Я провожу тебя домой.

Голывудская магия, лишившаяся своих корней и быстро увядающая, витала над окрестностями, отыскивая какую-нибудь норку в земле.

Клик…

Был уже поздний вечер. Алые лучи заходящего солнца нырнули в окна «Реберного дома» Шэма Харги, где к этому часу почти не осталось клиентов.

Детрит и Рубина осторожно сидели на угрожающе потрескивающих стульях, предназначенных для людского населения Диска.

Третьим в трактире был Шэм Харга. Он обходил с тряпкой пустовавшие столы, равномерно распределяя по их поверхностям грязь и что-то рассеянно насвистывая.

— Э, — промолвил Детрит.

— Да? — оживилась Руби.

— Э. Нет, ничего, — ответил Детрит.

Он чувствовал себя здесь не в своей тарелке, но Рубина настояла на своем. Ему казалось, что она ждет от него каких-то слов, но в данную минуту он ничего умнее, чем съездить ей по голове кирпичом, изобрести не мог.

Вдруг Харга перестал насвистывать.

Голова Детрита повернулась, и тролль широко разинул рот.

— Сыграй-ка это еще раз, Шэм, — проговорил Голывуд.

Раздался титанический аккорд. Задняя стена «Реберного дома» внезапно исчезла, скрывшись в то самое измерение, куда пропадают все исчезающие стены, а пространство, где полагалось находиться кухне Харги и прилегающей к ней зловонной аллее, уже занял несыгранный, но полномасштабный оркестрик.

Платье Рубины обернулось гейзером золотых блесток. Все прочие столы бесследно улетучились.

Детрит одернул непредвиденный смокинг и тщательно откашлялся.

— Пусть нелегким будет наш путь… — вступил он.

Голосовые связки воспроизводили слова, повинуясь чьей-то неведомой подсказке.

Детрит порывисто сжал руку своей дамы. К левому уху взмыл золотой наконечник трости. Черная шелковая шляпа, стремительно материализовавшись, крутанулась на локте. Детрит даже не посмотрел в ее сторону.

— Но в час, когда светит луна, и звуки рояля…

Тут он поперхнулся. Золотые слова растаяли. Вернулись стены. Появились прежние столы. Блестки вспыхнули и померкли.

— Э, — заметил Детрит.

Рубина внимательно посмотрела на него.

— Э… Извини. Понятия не имею, что такое нашло на меня.

Харга решительно направился к их столу.

— Можно узнать, что все это…

Не моргнув и глазом, Рубина одним взмахом древоподобной руки развернула Харгу вокруг оси и слегка подтолкнула в спину. Харга вышел на улицу сквозь стену.

— Поцелуй же меня, глупый дурачок! — велела Рубина.

На лбу Детрита обозначились складки.

— Ка-ак?

Рубина вздохнула. Нет, по-человечески с ним нельзя.

Она схватила стул и, согласно традиции, огрела Детрита по макушке. По лицу его успела расплыться счастливая гримаса. В следующий миг он распластался у ее ног.

Она легко подняла его и закинула себе на плечо. Если Рубина чему и выучилась в Голывуде, так это тому, что ни в коем случае нельзя ждать, пока объявится принц голубой крови, который хватит тебя кирпичом по темечку. Всегда бей первой.

Клик…

На гномьем руднике, отдаленном от анк-морпоркского суглинка на многие мили, один очень суровый звеньевой гном что было силы ударил по своей лопате, призывая к молчанию, и произнес примерно следующее:

— Я хочу, чтобы в одном вопросе у нас была абсолютная ясность, так? Если еще один, подчеркиваю, хотя бы еще один, так? Хотя бы еще один раз я услышу от вас, поганых украшений для лужайки, какое-нибудь «Хи-хи-хо-хо», то начинаю работать топориком с двойным лезвием, так? Мы с вами гномы, так? Вот и ведите себя соответственно. Хватит нам игр в эти снежки!

Клик…

Господин Топотун пропрыгал на вершину дюны и зорко обозрел окрестности. Затем юркнул в обратном направлении.

— Ни души, — доложил он. — Людей больше нет. Остались одни руины.

— Мы с вами стоим на пороге нового мира, — вдруг произнес кот. — Мира, где все животные, независимо от породы и размера будут жить сообща, соблюдая принципы…

Утенок крякнул.

— Утенок сказал, — перевел Господин Топотун, — что стоит попробовать. Если проявим подлинную мудрость, то даже можем преуспеть. За мной!

Но внезапно его бросило в дрожь. В воздухе повисло нечто, отдаленно напоминающее статическое электричество. Небольшой откос песчаных дюн заколыхался, точно подернутый знойным маревом.

Во второй раз крякнул утенок.

Господин Топотун сморщил нос. Все умные мысли вдруг куда-то подевались.

— Так… утенок, значит, сказал… — с заминкой произнес он. — Сказал, что… значит… сказал утенок… утенок… сказал… кря-кря?!!

Кот тем временем внимательно присматривался к мыши.

— Мя-яу? — изрек он. Мышь затряслась от ужаса.

— Писк, — отозвалась она. Кролик нерешительно сморщил нос. Утенок покосился на мышь. Кот уставился на кролика. Мышь воззрилась на утенка.