Читать книгу "Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса - Генри Воллам Мортон"

— Нет, нет, — твердил он, — не положено. Когда сирена работает, всякие посещения запрещены. И не просите, я не могу нарушить правила!

Я уже достаточно хорошо изучил Шотландию, чтобы знать: если хайлендер что-то вбил себе в голову, спорить с ним бесполезно! Да если бы даже сам король Великобритании заявился сюда — в короне, с державой и скипетром в руках, — этот непреклонный горец завернул бы монарха обратно, сославшись на «работающую сирену».

— Отчаливай, Джок, — скомандовал я. — В это здание можно попасть лишь при поддержке артиллерийской бригады!

Наша лодка заскользила дальше, и скоро Клох скрылся в тумане.

Мой знакомый старик оказался прав: за те четыре часа, что мы двигались по Клайду, я узнал о Глазго больше, чем смог бы узнать в библиотеке за четыре дня.

Мимо нас проплывали разнообразные суда: маленькие бойкие пароходики с пустыми ящиками для сельди — они шли за утренним грузом «магистратов Глазго», как шутливо именуют селедку; элегантные миниатюрные лайнеры, совершающие плавание вдоль изрезанной береговой линии; громоздкие грузовые суда, ползущие на край света через Белфаст; и те маленькие шустрые буксирчики, которые обычно суетятся вокруг огромных морских кораблей, препровождая их в безопасную гавань Брумилоу.

Однако самым странным открытием на Клайде стал для меня «Хоппер № 20». Его трудно было назвать красавчиком. Вся конструкция изрядно проржавела, однако судно было на ходу и казалось вполне работоспособным. При первом взгляде на хоппер создавалось впечатление, будто он проглотил гигантское железное колесо, которое целиком не поместилось в недрах судна, и теперь обод торчит посредине палубы. Позади этого неуместного обода, прямо на корме баржи, располагалась огромная воронка. Я заинтересовался назначением данного судна (и, как выяснилось, правильно сделал, ибо во время путешествия по Клайду мне предстояло встретить девятнадцать остальных хопперов). Джок объяснил мне, что эти плавучие приспособления используются при очистке русла реки: жидкая грязь перегружается из землечерпалок на хопперы, а те уже перевозят ее в открытое море.

— Но почему они так странно называются — «хопперы»? — поинтересовался я.

— Да потому что вечно прыгают туда-сюда, хоп-хоп, — ответил Джок, но его объяснение показалось мне несостоятельным (скорее всего, он сам его выдумал).

Таков был первый урок, который преподал мне старина Клайд. Эта река представляет собой непрекращающиеся земляные работы! Если вы полагаете, что природа создала Клайд таким, каков он есть, а потом для удобства судостроения поместила его рядом с Глазго, то вы глубоко ошибаетесь. Когда матушка-природа создавала Клайд, ее помыслы ограничивались неглубокой речушкой, где на приволье плещутся осетры! А дальше уже вмешался Глазго. Когда город решил строить корабли, то прежде всего ему пришлось заняться переделкой реки в соответствии с собственными нуждами. Надо было не только изначально углубить Клайд, но и постоянно поддерживать нужную глубину! Более столетия Глазго потратил на дноуглубительные работы. Наверняка ни над какой другой рекой в мире человек не трудился с такой мрачной и целеустремленной решимостью.

Второй урок Клайда заключался в том, что он способен хранить секреты. В отличие от незанятых актеров, Клайд не умеет во время безделья прикидываться «просто отдыхающим». Его верфи, начинавшиеся в Гриноке, постоянно находятся под пристальным вниманием горожан. Строится ли там какой-нибудь корабль или нет; оглашаются ли верфи оживленным перестуком молотков или же там царит мертвая тишина (когда рабочие получают пособие по безработице и, собираясь кучками, толкуют о политике) — все неминуемо становится предметом оживленного обсуждения.

Я взглянул по дороге на Гринок — он производит жалкое зрелище. Порт Глазго выглядит немного лучше, но и здесь царит запустение, и целая компания подъемных кранов скучает вместо того, чтобы переносить с места на место остовы будущих кораблей…

Итак, мы плыли дальше по Клайду, миновали романтическую скалу Думбартон, и где-то в районе Олд Килпатрика река внезапно закончилась и перешла в рукотворный канал, напомнивший мне Суэцкий канал в миниатюре. Теперь по обоим берегам тянулись сплошные судостроительные верфи — самые крупные и самые квалифицированные во всем мире. Небо загораживали неровные контуры огромных мачт, шлюпбалок и серо-стальных подъемных кранов, которые захватывали своей клешней колоссальные грузы и с легкостью переносили в нужное место — так же нежно, как юная модница несет домой пакет с новой парой шелковых чулок.

В воздухе пахло дымом, и запах этот красноречиво свидетельствовал о близости Глазго. Русло, по которому мы двигались, сузилось настолько, что я мог разобрать разговоры людей на берегу. Пейзаж нельзя было назвать прекрасным, но он впечатлял — как впечатляет любое зрелище бед и проблем Человека.

На протяжении нескольких миль я увидел двадцать или тридцать недостроенных кораблей. Некоторые из них представляли собой не более чем остовы и напоминали скелеты китов в музеях; другие успели обрасти корпусами — еще ржавыми или уже покрытыми ярко-красной киноварью. Парочка кораблей выглядели почти готовыми для встречи с бутылкой шампанского. Одно же судно под названием «Герцогиня Йоркская» лежало в доке на боку — ужасно молодое и неопытное, но впереди у него маячили долгие годы плавания по волнам Атлантики.

Здесь у Клайда был совершенно иной звук — тысячи молотков деловито стучали по металлическому корпусу, и стук этот эхом отдавался в пустом чреве корабля. В общий хор вплеталось дребезжание электрических клепальщиков и визг терзаемого металла. Взглянув наверх, я увидел крошечных человечков, которые висели в подвесных люльках возле стальной громады будущего корабля и колотили молотками по раскаленным добела заклепкам. Каждый такой удар порождал сноп золотых искр: они летели вниз и гасли на лету, еще не достигнув земли.

— Изумительное зрелище! — поделился я своими впечатлениями с Джоком. — А я-то думал, что верфи Клайда бездействуют.

— Ничего изумительного, — отреагировал Джок. — Все далеко не так хорошо, как кажется.

Он объяснил мне: сегодня многие корабли строятся, что называется, по себестоимости — просто для того, чтобы не закрывать верфи. Сообщил, что Клайд загружен едва ли на сотую долю полной мощности, а затем вдруг перескочил на политику — начал проклинать Версальский договор, и тут я потерял нить его рассуждений.

— Послушай, Джок, один книготорговец из Глазго сказал мне, что, когда на воду спускают новый корабль, объем продаж книг резко увеличивается!

— Ну да, а кондитер расскажет вам, что они в этот момент продают больше булочек!

— Но тогда выходит, что каждое новое судно — это как большой стакан виски в холодный день: он согревает сердце Глазго и пробирает его до кончиков пальцев.

Джок облизал губы и сказал с одобрительным видом:

— О да, это очень хорошее сравнение… Да только виски уже не тот, что в старые добрые времена!

Что за невероятная река! Кто бы мог поверить, что этот канал станет местом рождения военно-морского флота? Все юные корабли лежат под углом. Если их спускать на воду по прямой, то они наверняка врежутся в противоположный берег.