Читать книгу "Размах крыльев ангела - Лидия Ульянова"

– Все, я готова, – сообщила Маша, отдуваясь, – можем начинать. Я шампанское в холодильник засунула, доставай.

Пробка с тихоньким хлопком покинула запотевшую бутылку, выпустив наружу легкое облачко, остывшее шампанское, мягко пузырясь, заполнило узкие бокалы, переливаясь особым оттенком светлого янтаря. По кухне прошел еле уловимый запах праздника, в бокалах звездочками отражались огоньки зажженных свечей.

– За тебя, Маша, – серьезно предложил Вадим.

– Почему за меня? За нас, – поправила его Мария так же серьезно. – За тебя и меня.

– Нет, давай за тебя, – не согласился Вадим, – давай просто выпьем за тебя. За то, что ты самая лучшая.

Прохладное шампанское приятно застудило держащие бокал пальцы, закололо кончик носа, аккуратно скользнуло внутрь.

– Вкуснота, – с удовольствием констатировала Маша, – давно я что-то шампанского не пила. Праздников, что ли, не было?

Она, не задумываясь, выпила до дна, с готовностью подставляя пустой бокал для продолжения. Вадим налил еще. Вечер, к Машиной радости, готовился стать удивительно приятным, неспешным и завораживающим. Есть не хотелось, и Мария отщипнула от кисти матово-зеленую виноградину, которая сладко лопнула на языке. Вадим же, наоборот, приналег на закуски, ловко опустошая тарелки. Они еще выпили – снова за Машу – и еще – за то, что заканчивается лето, буквально на днях оформится в осень. Маша хотела было выпить за Вадика, но тот со смехом отказался, сказал, что недостоин такой чести и что сегодня они пьют только за нее. Они и пили за нее. И на душе у Марии с каждым выпитым бокалом становилось все легче, и мысль о том, что совсем скоро – как и обещал – он откроет перед ней все карты, больше не пугала, не тревожила. Ведь самое главное, что все наконец-то закончилось и что они вместе, а все остальное – что ж, значит, так тому и быть, ничего же не изменишь и не переделаешь.

Шампанского в бутылке оставалось на самом донышке, и в голове у Марии так приятно зашумело. Она перебралась со стула на диван, под бочок к Вадиму, свернулась там комочком, пристроив голову ему на грудь.

– Это так нечестно, Вадь, – слегка заплетающимся голосом упрекнула она, – я одна почти всю бутылку выпила. И почему ты шампанское не любишь? Это же прелесть такая.

Вадим ласково и понимающе погладил ее по волосам, бережно поцеловал в ухо. Тоже мне, с полбутылки шипучки окосела, но это хорошо. Для нее хорошо. Да и для него тоже, может быть, меньше вопросов станет задавать.

– Ну что, малыш, – спросил Вадим, бережно ероша Машины волосы, – ты еще хочешь все знать?

– Не знаю, – задумчиво ответила Маша после долгого молчания, – не уверена. Но все равно ведь придется, ведь не бывает историй без конца, правда? Все должно иметь свой логический конец, даже если он неприятный, да?

– Да, – подтвердил он. – Вот тут ты совершенно права. Всячески.

Так хорошо было сидеть, прижавшись друг к другу. Ни одному из них не хотелось портить замечательно начавшийся вечер.

– Понимаешь, малыш, – медленно начал он, – все оказалось хуже, чем я мог себе предположить.

Вадим почувствовал, как напряглась под его рукой спина, затвердели мышцы.

– Все-таки Мишка, да? – обреченно уточнила она.

– Если тебе так хочется, – ответил Вадим. – Но это не самое страшное. Гораздо хуже то, что ты, Маша, находишься в реальной опасности.

Маше казалось, когда она все же услышит про Мишку, когда мысли будут облечены в слова, ее жизнь перевернется. Перевернется потому, что ничего больше не останется у нее от прошлого. Всего лишь три могилы на старом кладбище. Но ничего такого не произошло, ничего не изменилось ни вокруг нее, ни внутри. Все осталось, как было. Только сознание того, что друг детства может навредить лично ей, остро кольнуло. Одно дело – предупреждать, нападать на близких ей, но для него, в сущности, чужих и незнакомых людей, совсем же другое – она, Маша. Ставя себя на его место, она знала, что никогда бы так не смогла именно с ним, который всегда оставался частичкой ее, Машиной, жизни. Не знала, смогла бы с другими или нет, но с ним точно не сумела бы. Даже если бы речь шла о жизни и смерти.

– Ты должна сейчас хорошо подумать и вспомнить все, что ты знаешь про ваши семейные драгоценности.

– И ты туда же? – резко взвилась Маша, махнула рукой, задев Вадима по лицу. – Какие, к черту, драгоценности? Это миф, сколько можно повторять. Миф, понимаешь! Может быть, они когда-то и были, но их давным-давно и в помине нет.

– Погоди, не торопись, – остудил ее пыл Вадим. – Как ты не хочешь понять, что все дело именно в них. Они есть, и это я выяснил совершенно точно. И от того, сможешь ли ты сообразить, где они, зависит, возможно, твоя жизнь и твое будущее.

– Вадим, если бы они были, я бы знала, – твердо ответила Маша. – Неужели ты думаешь, что бабушка мне не сказала бы?

– Бабушка могла просто не успеть, сама говорила, что она мгновенно умерла. Да и бабушка, оказывается, многого тебе не говорила. Она и про ваши запутанные семейные отношения ничего тебе не рассказывала.

Вадим аккуратно отодвинул от себя Машу, поднялся.

– Чаю сейчас сделаю. Будешь чай?

Чаю не хотелось. Не хотелось больше и праздничного шампанского, которое щипало за нос и от которого так приятно и легко кружилась голова. А ведь Вадим, как всегда, говорил правильные и очевидные вещи, бабушка могла просто не успеть ей рассказать. Не оттого, что не доверяла или не хотела, она просто не успела. Маша почувствовала, что первый раз рассердилась на бабушку после ее смерти.

– Вадь, а водка есть? Налей мне лучше водки.

– Водки? – переспросил Вадим. Водка – это уже серьезно. Она ведь крепкого совсем не пьет. Ее сейчас развезет от водки, и никакого разговора у них не получится: что она сможет сообразить после водки? Хотя с другой стороны, и стоит ей налить. И хорошо, что сама попросила, он ведь и шампанское купил только для того, чтобы она расслабилась. Со смехом покачал головой. – Ну, ты даешь. Давай, налью тебе водки.

В этот раз Маша не стала дожидаться тостов, не стала даже ждать, когда он нальет себе. Просто опрокинула в себя щедро налитую в бокал из-под шампанского порцию. Ничего не почувствовала, не задохнулась и не зашлась кашлем. Водка прошла как вода.

– Значит, говоришь, драгоценности? – со злостью уточнила она.

Ладно, драгоценности так драгоценности. Будем думать про драгоценности. В конце концов, все вокруг про них говорят, хватит прятать голову в песок. Ведь, в самом деле, их существование расставляет все на свои места. Тогда сразу становится понятно, чего именно хочет от нее Миша. «М+М=Д». И дело-то выходит серьезное: Мишка не стал бы заморачиваться из-за какой-то мелочи, похоже, что в этой игре на кону ставки действительно высоки.

Вадим, отвернувшись лицом к плите, колдовал над своим чаем, не мешал Марии думать.

Итак, прабабушкины бриллианты существуют, и по всему похоже, что их местонахождение не известно никому. Не известно оно даже Мишке – недаром он искал их в квартире. Это было самым разумным местом для поисков, квартира всегда принадлежала семье, никогда не переходила из рук в руки. И, может быть, Маша зря рассердилась на бабушку, бабушка могла и сама не знать, где бриллианты. Например, бабушка не знала, а знала бабушкина сестра. И тогда становится понятной ссора, которая развела их на всю оставшуюся жизнь. Только вот почему бабушкина сестра не оставила их родному сыну? А может быть, прабабушка так спрятала, что обе они не могли найти. Но как их можно здесь так спрятать, чтобы никто до сих пор не нашел? Это было непонятно, учитывая, какой глобальный ремонт сделала бабушкина сестра. Прежними оставались только стены под обоями да дореволюционный наборный паркет. И что теперь, выстукивать стены, вскрывать пол? Сумасшествие какое-то. Ладно, предположим, что их все-таки нашли во время ремонта, тогда где они? В сейфе? Но Мария своими глазами видела, что сейф девственно пуст, когда в нем копалась Карина. Может быть, там какой-нибудь секрет? Например, внутри сейфа еще один сейф, о котором даже Мишка ничего не знает? Но и эта догадка ничего Маше не давала: код она так и не узнала, да и сложно представить, что Мишка не нашел, а она вдруг найдет. Нет, как ни старайся, а ничего хорошего не придумывалось. Более того, все происходящее казалось каким-то неправильным, иррациональным, словно она не там ищет. Совершенно не там. Как в детской игре «горячо-холодно». Так вот, в данном случае было совсем «холодно», настолько «холодно», что это называлось «Северный полюс».