Читать книгу "47-й самурай - Стивен Хантер"

Затем он осознал, что меча нет потому, что у него больше нет рук. Гайдзин перерубил их в запястьях, обе, аккуратно и практически безболезненно, когда скользнул мимо, выполняя блок, который Ягуи назвал «боковым ветром», блок, специально предназначенный для противодействия кесагири и завершающийся кульминацией отсечения обеих рук. Гайдзин оказался проворнее.

Кровь не хлестала и не пенилась. Не собираясь свертываться, она пульсировала тонкими фонтанчиками, подчиняясь сокращениям сердца. Посмотрев на свои руки, Нии решил сочинить предсмертное стихотворение.

Он вскинул голову, храбро улыбаясь, но внезапно весь окружающий мир судорожно наклонился вправо и затянулся пеленой. Нии показалось, что он падает, однако тела своего он больше не чувствовал. Затем его последние восемь секунд истекли.

Боб шагнул назад, прочь от кровавого месива, творения своих рук.

Тело жирного якудза упало на кровать, исторгнув на простыню и одеяло волну красного прилива. Голова отлетела в сторону и куда-то закатилась.

Боб нагнулся к Сьюзен, и та застонала, приходя в себя.

— О господи, — прошептала она.

— Все в порядке, — успокоил ее Боб. — Где малышка?

— В ванной.

Подойдя к ванной, Боб просунул руку в дыру, нащупал запор, повернул его и открыл дверь.

— Малышка, малышка, ты здесь? Солнышко, где ты?

— Железный Дровосек, Железный Дровосек! — радостно воскликнула девочка. — Я знала, что ты придешь!

— Я здесь, милая.

Бросившись к Мико, которая сидела скрючившись в ванне, Боб схватил ее в объятия, крепко прижимая к себе, ощущая гулкое биение крохотного сердечка.

— Большое чудовище не сделает мне больно?

Свэггер не владел японским. Он просто сказал:

— Все хорошо. Тебя больше никто не обидит.

— О, Железный Дровосек!

— А сейчас послушай меня, малышка. Я заберу тебя отсюда, хорошо? Все будет просто отлично.

Девочка снова заговорила по-японски, но тут подоспела Сьюзен.

— Сделай так, чтобы она ничего не увидела.

— Постараюсь.

Сьюзен обратилась к Мико по-японски:

— Ты должна обещать нам одну вещь.

— Хорошо.

— Я понесу тебя на руках. Но ты должна крепко-крепко зажмуриться, прижаться ко мне лицом и не открывать глаза до тех пор, пока я тебе не разрешу. Надо будет потерпеть всего одну минутку. Обещаешь? А потом мы купим мороженое. Не знаю где, но мы непременно купим мороженое.

— Хорошо, тетя. А Железный Дровосек пойдет с нами?

— Да, обязательно, — по-японски заверила девочку Сьюзен. Она повернулась к Бобу. — Мико считает, что ты Железный Дровосек.

— Только не надо показывать ей, что за дрова я тут только что рубил.

— Не будем.

Взяв девочку на руки, она направилась к двери.

— Глазки закрыты?

— Да, тетя.

Выйдя из ванной, Окада-сан увидела двух снайперов, которые стояли с винтовками в руках, готовые проводить ее до машины.

— А у тебя неплохо получилось, умница-отличница, — заметил Свэггер.

— И у тебя тоже, деревенщина, — улыбнулась Сьюзен, унося ребенка.

Мико сидела на руках, послушно зажмурившись, и так и не увидела, что комната больше не белая.

Глава 44

ПРАВОСУДИЕ ЭДО

Боб спустился во двор как раз в тот момент, когда подъехали автобусы, чтобы забрать десантников. Он подошел к майору Фудзикаве.

— Какие у вас потери, майор?

— Мы вышли без потерь. Несколько серьезных порезов, на которые сейчас накладывают швы. Ушибы, растяжения связок, много синяков. Хуже всего дела у одного десантника, которого оглушил повар. Повару удалось бежать.

Свэггер сразу понял, кто этот «повар».

— Много убитых?

— Пятнадцать. Еще больше раненых. Наши медики латают раненых бандитов и вливают им физраствор. Можно считать, мерзавцам повезло. Если бы они имели дело с другой шайкой, их бы просто бросили умирать.

— Шестнадцать. Мне пришлось завалить одного жирного верзилу наверху. В любом случае, похоже, вы успеете убраться отсюда еще затемно.

— У нас осталось последнее дело.

Обернувшись, Фудзикава махнул рукой. Боб увидел Юичи Миву, стоящего на коленях в снегу, дрожащего от холода. Он был в одном халате-кимоно, с голой щуплой старческой грудью. Никто не трогал видеомагната, не говорил ему ни слова, однако у него на лице была написана обреченность.

— Наверное, вы не захотите видеть это, — сказал майор.

— Мне уже приходилось видеть подобное.

— Все будет сделано по старинке.

— Только так и будет правильно.

— Мои люди того же мнения. Мы голосовали. Решение было принято единогласно.

Фудзикава кивнул старшему сержанту Кендзи. Тот приблизился с красным свертком в руках, и Боб мгновенно понял, что в нем: аккуратно перевязанный чехол из красного бархата, в котором лежал меч. Майор Фудзикава быстро развязал тесемки и достал клинок без ножен, в котором Боб узнал тот меч, который достался его отцу на Иводзиме.

Майор Фудзикава подошел к стоящему на коленях старику.

Он обратился к нему по-японски, но капитан Танада шепотом начал переводить Бобу на ухо:

— Юичи Мива, это тот самый меч, которым Оиси, вассал Асано, в пятнадцатом году эпохи Генроку обезглавил Киру, предавшего его господина. Это тот самый меч, который подарил Филиппу Яно вот этот американец; он принадлежал семейству Яно по праву наследства, поскольку именно с ним пошел в свой последний бой на острове Иводзима майор Хидеки Яно. Это тот самый меч, ради которого ты безжалостно убил Филиппа Яно и его семью, думая только о собственном честолюбии. У тебя было все, но ты хотел большего. Я, майор Альберт Фудзикава из первой воздушно-десантной бригады японских сил самообороны, бывший заместитель полковника Филиппа Яно, согласно древней традиции по праву вассала хочу отомстить за смерть своего господина. Однако я предлагаю тебе выбор. Если хочешь, ты можешь прервать свою жизнь с помощью этого меча и тем самым по самурайскому обычаю восстановить свое доброе имя и честь. В противном случае я обезглавлю тебя как простого преступника.

Мива с вызовом выпятил грудь.

— Поступайте как вам угодно. Но только знайте, что вы убиваете человека, способного видеть будущее. Я заявляю, что смерть Яно и его семьи была неизбежной. Я борюсь за то, чтобы сохранить чистоту и целостность Японии. Я выступаю за древние традиции. Я борюсь с чужеземцами, а Яно-сан, как всем известно, принял сторону чужеземцев. Сейчас вы меня убьете. Пусть будет так. Я не стану отговаривать вас от мелочного отмщения. Оно свидетельствует лишь об одном: вы все жалкие людишки. Но вместе со мной умрет частица Японии. Я подставляю свою шею мечу, но пройдет время, и многие поймут, кого вы убили, и пожалеют о содеянном вами.