Читать книгу "Дорогая Лав, я тебя ненавижу - Элия Гринвуд"

своих самых ярких звезд, но у меня нет настроения праздновать. Потому что Ксавье Эмери был создан, чтобы сиять на чужом небосклоне. А я еще не готова смотреть, как он покидает мой.

Я уже на полпути к дому, когда Ксав резко замолкает. Я думаю, он просто забыл, что хотел сказать, поэтому продолжаю идти.

Бежать.

Пока тихое проклятие не разносится эхом через звуковую систему.

– Черт, я не могу.

Я останавливаюсь.

Наступает гробовая тишина.

– Простите, я не могу, – признается Ксавье, и я оборачиваюсь, мое беспокойство пробивает воображаемую крышу. – Я полон дерьма, – заявляет Ксав после нескольких секунд раздумий, проводя рукой по зачесанным назад волосам.

Нет.

Трижды «нет».

Какого черта он делает?

– Этот год не был замечательным, – вздыхает он. – И близко нет. Если уж на то пошло, это был худший год за всю мою гребаную жизнь. Все пошло к черту. Все. И единственный хороший момент, – его глаза находят меня в толпе, – это встреча с одной девушкой.

Я тяжело сглатываю.

Он смотрит на меня так, будто я единственный человек на этой вечеринке.

Единственный человек во всей этой чертовой Вселенной.

– Технически я с ней не встречался. Я знаю ее с тех пор, как, будучи гиперактивным маленьким мальчиком, играл в пятнашки на этом самом заднем дворе. Просто до недавнего времени я и не подозревал, насколько она удивительный человек.

Я смотрю на него умоляющим взглядом.

Не делай этого.

Уже нечего спасать.

Нет ничего, что стоило бы твоей разрушенной жизни.

Я уверена, что хуже уже быть не может, пока он не называет меня по имени.

– Ты была права, Авина.

Все головы поворачиваются как по сигналу, выискивая меня в толпе. За считаные секунды люди находят меня и начинают сверлить взглядами.

– Я придурок, – признается Ксавье, каждое слово которого пропитано чувством вины.

У меня смертельно начинает болеть горло, и я радуюсь слезам, застилающим мне глаза.

Я не могу смотреть на это.

– Я самый большой гребаный придурок на планете, раз позволил тебе страдать вместо меня. Возможно, раньше я не был достаточно сильным, но… – Ксавье переключает свое внимание обратно на недоумевающих гостей. – Кто-то однажды сказал мне, что нужно защищать людей, которые защитят меня, – он украдкой бросает взгляд на свою мать, стоящую возле буфета с его отцом, – и я думаю, пришло время прислушаться.

Его отец выглядит чертовски взбешенным.

А его мама… она бледна как полотно.

Ксавье больше не произносит ни слова в течение самого долгого, самого мучительного ожидания в моей жизни, держа всех присутствующих в напряжении.

Вот тогда-то он и произносит слова, которые никогда не сможет взять назад:

– Я – Зак.

Время останавливается.

Никто не двигается.

Никто не реагирует.

Не издает ни звука.

И впервые в жизни я действительно понимаю, что имел в виду мой отец. Впервые с тех пор, как он оставил меня, я переживаю один из тех судьбоносных моментов, которые либо делают тебя сильнее… либо убивают.

Здесь, собравшись вместе с половиной города на заднем дворе Финна… я переживаю свой первый слоумо.

Пока первый вздох не достигает моего уха.

За ним второй.

И третий.

Не успеваю я опомниться, как по просторному заднему двору разносится смесь вздохов и шепота.

Он этого не делал.

Ксав, скажи, что ты этого не делал.

– Верно, я написал признания. О, и Бри. – Ксавье смотрит ей прямо в глаза. – Совет: если тебе приходится шантажировать парня, чтобы он с тобой встречался, значит, ты ему просто не нравишься.

Баскетбольная команда и группа поддержки смотрят на девушку с разинутыми ртами, не в силах подавить смех, когда щеки Бри становятся ярко-красными. Я осматриваюсь по сторонам, ожидая найти скрытые камеры или какую-нибудь телевизионную группу…

Но так и не нахожу.

Звук бьющегося стекла отвлекает мое внимание от Ксава. Женщина уронила бокал с шампанским на бетонную террасу. Только это не просто женщина.

Это мама Ксавье.

Тут же до каждого гостя доходит осознание, ее действие привело к эффекту домино. Шепот проносится вокруг меня, волна шока захлестывает всю вечеринку.

– Это она, – слышу я голос дамы справа от меня.

– Директор Эмери – это та женщина из признания, – говорит слишком громко другая на ухо своему мужу.

– Она спала с несовершеннолетним? – в ужасе переспрашивает он.

Ну и что, что признания – это дело старшеклассников, да?

Зак и Лав взяли штурмом не только Истон-Хай.

Они захватили весь Сильвер-Спрингс.

Все началось с анонимного письма…

И двух детей из маленького городка с секретами размером с мегаполис.

Мама Ксавье устраивает представление всей ее жизни: из горла вырывается нарочито громкий всхлип, когда она убегает, а по ее лицу текут крокодильи слезы. Ксав следует ее примеру и спешит покинуть сцену без дальнейших объяснений.

Все смотрят, как Ксавье, проталкиваясь, идет к дому. Особняк мгновенно поглощает его целиком. Никто не бежит за ним, все растеряны, чтобы как-то отреагировать.

Никто, кроме меня.

Я делаю лишь шаг, а потом сбрасываю каблуки. Пальцы ног скользят по траве, когда я бегу за мальчиком, который поджег свою собственную жизнь, чтобы погасить пламя, опустошающее мою. Стеклянные двери квадратного дома Финна закрываются за мной в следующую секунду, а мое сердце пульсирует в голове с такой силой, что у меня начинается мигрень. Сильно волнуясь, я пробираюсь в гостиную и зову его по имени.

Один раз.

Два.

Ничего.

Затем я слышу рев автомобильного двигателя снаружи.

Паника внутри меня усиливается.

Черт, он ушел?

Он не может убежать.

Он не может…

– Что случилось с твоей обувью?

Все мышцы в моем теле разом расслабляются. Я поворачиваюсь вокруг своей оси, моя грудь вздымается из-за нехватки кардиотренировок, и слезы облегчения градом катятся по моему лицу.

Он здесь.

Он сбросил черный пиджак своего костюма, так что на нем осталась только рубашка на пуговицах с закатанными рукавами. Я не утруждаю себя объяснением ситуации с обувью, пораженная острой потребностью поцеловать его.

И делаю это.

Я бросаюсь к нему, обхватываю за шею и прижимаюсь к его губам, прежде чем он успевает произнести хоть слово. Ксавье тут же приподнимает мой подбородок для большего, его сильная рука зарывается в мои волосы, когда он поцелуями изгоняет страх и адреналин, все еще бурлящие в моем животе. Его рот действует как транквилизатор – его язык, касаясь моего, унимает мои переживания. Я все еще плачу, не понимая: это потому, что я счастлива, печальна, напугана…

Или от всего вышеперечисленного.

– О чем ты думал? – я выдыхаю ему в губы, мой голос дрожит. – Твоя стипендия, твое будущее. Боже,