Читать книгу "Дорогая буква Ю - Игорь Шестков"

Старый папин финский письменный стол. На боку процарапанные шилом в день смерти Брежнева слова из Библии:

— Мене, мене, текел, упарсин.

Кухня только какая-то не такая, с прибамбасами, а у нас была простенькая. Холодильник «Саратов». А внутри — почему-то одни немецкие продукты, знакомые йогурты из Лидла, сыры и колбасы из Альди. Плита «Лысьва». Тарелки и чашки итальянские.

…

Открыл дверь на лестничную клетку, а там красный огонек пляшет.

— Вы кто?

Темнота ответила:

— Не узнал, что ли, жидок?

— Старлей?

— К вашим услугам. Но теперь я для вас просто Гена. Буду вас охранять. А внизу, в машине — изнывает от скуки Петро. Зубы точит на вас.

— Пусть лучше себе шишку точит в Зимней сказке!

— Да вы стали тут у нас храбрецом, товарищ Розен!

— Кофе хотите?

— Рад бы, но не положено. Вы потом Колобку проболтаетесь, и мне по шапке дадут. Нет уж, теперь вы — овечка, а я ваш охранник-волк. Такое у нас распределение ролей. Ложитесь спать, не думайте ни о чем, утро вечера мудренее, завтра погуляете, посмотрите на новую Москву, кое-что поймете, может быть, потихоньку все и разрешится. Больше ничего вам сказать не могу, они там считают, надо, чтобы вы сами… Спокойной ночи!

Гена захлопнул дверь, а я к лежбищу своему потянулся. Мучительные вопросы терзали меня как августовские мухи.

Не лгал ли подонок Колобок? Неужели всех моих действительно в заложники взяли? И сына и его семью, которая меня и в глаза не видела? Первую жену? Бедную Марику из Франции похитили? Или с теплохода? Подводную лодку что ли посылали?

Надо бы позвонить по нескольким телефонам, которые случайно не забыл. Может, прямо сейчас и звякнуть? Нет, предупредил тебя Бабель: «Не навлеките беду еще на кого. Попросишь кого-нибудь о помощи и его тотчас схватят и к остальным — в кутузку».

Что он имел в виду, когда говорил — кое-что поймете? Что еще тут понимать? Сцапали, заложников взяли, шантажируют, опозорят, натравят на меня совков, а потом на площадь вытолкнут и народ меня на части разорвет.

Но для этого не надо было мои книги собирать и письменный стол у нынешнего хозяина изымать… да и квартира наверное не пустовала. Достаточно было меня арестовать и в крысятник. Что же у них еще на уме? Какого лешего они со мной возятся? Что будет «не так, как ожидаю»? Что «невозможно и фантастично»?

Да… тут все не так… все невозможно и фантастично.

Двор, дом, подъезд, квартира, книги… все какое-то ненастоящее!

И первая жена, Натка… что-то в ней было странное… неестественное… только вот что?

Понятно, что. Такой ласковой и страстной она с тобой и в первую брачную ночь не была!

Эта, теперешняя, Натка была такой, какой ты хотел видеть свою жену тогда, в семьдесят восьмом. И не постарела она совсем.

Надо отоспаться.

…

Заснул… и вот, лежу на песке, на краю крутого невысокого обрыва… кругом провалы, осыпи, по берегам пересохших потоков возвышаются конические башни, похожие на положенные друг на друга толстые оладьи из глины и коричневого песка. Ландшафт этот я узнал… видел его с Масады… только там все светлое, искрящееся, соляное, а здесь темное.

Серо-лиловое сумеречное небо то и дело озаряют электрически оранжевые сполохи. Никакой растительности, кроме перекати-поля. Карстовые ямы зияют… из них доносятся странные глухие звуки. Скорпионы? Посмотрел на свои пальцы… под ногтями грязь… это не мои руки… шестипалые… с перепонками. Ноги тоже не мои, вытянутые, как у баскетболиста, жилистые ходули… каждая с двумя коленями. Верхнее смотрит вперед, а нижнее назад.

Встал, отряхнулся, побежал… прыгнул… в прыжке раскрыл перепончатые крылья и спланировал как летучая собака. Приземлился неудачно. Лег на спину… стемнело… на небе показались незнакомые созвездия… взошли сразу две Луны, обе полутемные, фиолетово-свинцовые.

Кто-то дернул меня за руку и что-то гортанно пропел… это было такое же существо, как и я… самка… она приблизила свою голову с крупными зазубренными мандибулами к моей шее, как будто принюхиваясь… затем мотнула головой, как бы давая знак — за мной… прыгнула и полетела.

Я бросился за ней.

Мы мчались как остервенелые дьяволы по песчаным барханам, скакали с обрыва на обрыв, летали, приземлялись, кувыркались в холодном песке, вскакивали, вновь прыгали и парили, парили между свинцовыми лунами и изрезанной оврагами землей.

Я пытался догнать ее, но она была больше, сильнее и быстрее… иногда она поджидала меня, сидя на песке как йогиня… мандибулами вверх.

Своей синеватой шестипалой лапой она указывала мне на колоссальную, всю составленную из мерцающих бриллиантов, статую богомола с воздетыми к небу передними конечностями, вокруг которой порхали светлячки.

Мы совокупились с ней в полете, как пчелы.

Она откусила мне во время оргазма голову.

…

Проснулся я как в мыле. Принял душ. Зубы почистил. Опять двадцать пять. И мыло, и паста, и щетка немецкие. И туалетная бумага. Кофе выпил растворимый. Арабика, фирма Контал-Пенни. Булочку съел с козьим сыром. Сыр французский, но надпись на бумажке по-немецки. Что же это, господа?

Подскочил к окну, впился глазами в небо. Небо, как небо. Обычное московское утреннее небо в декабре — белесое, как сметана. И двор вроде тот. Пустой, заснеженный, в меру загаженный. Машины у подъездов… такие же, как в Берлине, только грязнее. Собака вон бездомная бежит… овчарка что ли… повернула морду и посмотрела снизу на меня.

Погодите, а это что такое? Справа должна была быть видна окружная дорога, а за ней — гэбистское гнездо, здоровенный домище. Ничего этого не было видно, только голубовато-серый лес струился заснеженной громадой к размытому горизонту. Зимний Сихэвэн?

И, как только я это подумал, сейчас же заметил и дорогу и здание. Поклясться готов, полминуты назад ничего кроме леса там не было.

Нашел в шкафу выглаженные джинсы, фланелевую рубашку и любимое английское пальто, которое я купил еще в городе К. Чудеса! А это что… откуда эти сапожки на молнии? Я же сам их выбросил. И эта кепка… я ее пожертвовал, когда одежду собирали для беженцев, своими руками в контейнер кинул.

Что же со мной происходит? Колбаса на постном масле.

Оделся и на улицу вышел.

…

Не спеша пошел вдоль нашего дома по направлению к универсаму.

Дом у нас длинный, подъездов шесть или семь. Шел вдоль него, ни одного человека не встретил. Да и не хотел, признаться, встречать. Знакомых тут было когда-то… еще узнают, начнутся расспросы, приглашения.

Ощущение — как у пассажиров рейса номер 29, когда они в Бангоре приземлились. Лангольеров однако не слыхать. Несмотря на мороз, из мусорных ящиков несет кислой гнилью. И свет в окнах.