Читать книгу "Исход - Элизабет Говард"

В конце концов она согласилась, думая, что так или иначе, это платье надо или носить, или выбросить. Это был еще один шаг к расставанию с Джеком, который ей давно хотелось сделать.

Джульет они объяснили, что идут к дяде Хью и что с ней останется бабушка. Объяснения были восприняты не слишком благосклонно.

– Не хочу я оставаться здесь с ней одной. Хочу пойти с вами и повидать Уиллса.

– Уиллс в школе, так что повидать его не получится. И с бабушкой разговаривать незачем. Просто засыпай.

– Не буду! А вдруг она придет ко мне в комнату. От нее правда пахнет так противно, мама!

– Джулс, это глупости – и очень некрасиво.

– Некрасиво говорить людям, кто они на самом деле. А она пахнет… – Она задумалась, сморщив нос. – …пахнет как ирландское рагу, в которое положили фиалки.

– Не вздумай сказать ей такое. Этим ты очень обидишь ее.

– Не хочу я ничего ей говорить. Просто обращаться с детьми она, голубушка, не умеет. Вот и все.

Руперт рассмеялся, услышав об этом разговоре, а Зоуи он встревожил.

– А вдруг ей приснится страшный сон или еще что-нибудь?

– Не приснится. Она спит как сурок, а твоя мать всегда может позвонить нам к Хью. И потом, мы же будем всего в нескольких минутах езды.

Мать сидела в кресле у газового камина. Зоуи заранее помогла ей переодеться в толстый стеганый халат.

– Что-то не увлекает меня эта книга, – сказала она. – Все только про священника с неуживчивой женой – удручающий сюжет.

– Ну, так отложи ее и послушай лучше радио, – предложила Зоуи, ставя поднос с ужином на ломберный стол перед креслом матери.

– О нет, лучше вряд ли будет. Батарейки почти сели, так что его едва слышно.

– Надо было сказать мне.

– Не хотела лишний раз беспокоить.

– Вот номер телефона Хью, где мы будем, – на случай, если вдруг понадобится. Мы совсем недалеко, так что приедем моментально. Джульет в постели. Мы дождемся, когда она уснет.

– Не волнуйся. Я способна присмотреть за ней. Смотри не простудись в этом платье, Зоуи. Уж очень оно куцее.

Руперт пообещал рассказать Джулс сказку, чтобы уложить ее, Зоуи прошла в верхнюю гостиную, чтобы дождаться его. Когда-то, думала она, она ждала бы эту вечеринку со страстным нетерпением, мечтала бы о ней неделями, сшила или купила бы к ней новое платье и затосковала бы, если бы что-нибудь помешало ей пойти. А теперь ей казалось, что воодушевления такого рода она не чувствовала уже давным-давно. С того самого вечера накануне ее отъезда на остров за матерью ее отношения с Рупертом оставались неопределенными, не меняясь ни к лучшему, ни к худшему; они были вежливы и внимательны друг с другом, она понимала, какое удивительное великодушие он проявил, согласившись принять ее мать, несмотря на все связанные с этим решением неудобства. Времени вдвоем они стали проводить значительно меньше, но она с грустью думала, что от этого лишь легче не только ей, но и ему. Разумеется, он и не думал протестовать, разве что поддразнивал ее по давней привычке. Свободнее всего они чувствовали себя, когда речь шла о Джулс, которую он обожал, или в ее присутствии, но в остальное время она ощущала, что он не столько замкнулся в себе, сколько смирился. Глядя на себя в зеркало над камином, она видела фигуру, зачесанные вверх темные волосы, тонкие черные бретельки на плечах, подчеркивающие белизну ее кожи, и вспоминала, как оглядывала себя в квартире Арчи, когда одевалась там перед встречей с Джеком – незнакомцем, с которым встретилась лишь накануне утром в поезде. Тогда она перевила своими жемчугами волосы, потому что других украшений у нее не было, теперь же вдела в уши серьги со стразами, которые Руперт подарил ей много лет назад на Рождество, перед тем как они уехали кататься на лыжах вместе с Эдвардом и Вилли. Она смотрела на свое отражение, но почти не видела его, потому что вдруг до нее дошло: чувства, которые она улавливала в Руперте, – отражение ее собственных чувств к нему. Она уже не замыкалась в себе, место замкнутости заняло смирение. В ловушке ответственности и доброй воли она присмирела, но без какого-либо подобия искренности. Ближе всего к естественной спонтанности она подступила вечером накануне отъезда за матерью, когда думала, что Руперт каким-то образом узнал про Джека. Ей вспомнился свой внезапный ужас, когда она спросила, как он узнал, а затем ошеломляющий прилив облегчения на грани истерики, когда вдруг сообразила, что он имеет в виду ее мать, а про Джека ничего не знает. А теперь она осознала, что также испытала укол разочарования: ее как будто подтащили к самому краю обрыва, так что осталось только ринуться вниз, и тут она обнаружила, что это вовсе не обрыв, а всего лишь унылый склон. Если бы она была вынуждена рассказать ему больше, чем он уже знал, все так или иначе осталось бы позади – хоть какое-то движение, избавление от настороженного бездействия. Но сделать такое хладнокровно… «У меня просто не хватило духу», – подумала она, и собственное отражение ответило ей презрительным взглядом.

– Уснула. Надо же, какое платье! – Он взял ее пальто и помог одеться.

– А правда будет ужин для всех?

– Фуршет. Все организовала его секретарь. Она знает толк в своем деле, так что, думаю, все пройдет отлично.

Дом Хью преобразился. В просторной гостиной, изогнутой буквой L, горящие в камине поленья распространяли чудесный аромат, вазы были полны синих и белых гиацинтов. Хью стоял у камина рядом с Полли, одетой в платье из жемчужно-серого атласного дамаста с облегающим тонкую талию лифом и длинной пышной юбкой.

– Это Джералд, – расцеловавшись с гостями, представила она, и молодой мужчина с глазами чуть навыкате покраснел.

– Ну надо же, Полл! Твоя привлекательность достигла неслыханных высот!

– Это все платье, дядя Руп. Его мне папа подарил.

Она увидела, как с гордостью заулыбался Хью и сразу помолодел от улыбки. В ответ на ее замечание, что комната выглядит прелестно, он снова улыбнулся и объяснил, что это постаралась миссис Лиф.

– Кстати, она здесь, – добавил он. – Я просто не мог позволить ей вложить столько труда в устройство вечеринки, а потом не явиться на нее.

Появился Саймон, очень рослый и элегантный в смокинге, с подносом, уставленным бокалами шампанского; гости прибывали, вечер начался.

На всем протяжении вечера с напитками, приветствиями, фуршетом – все заходили в столовую за тарелками и бокалами – Зоуи ощущала присутствие Полли и Джералда, очарованная ими. Даже когда она не видела их, их счастье озаряло комнату: их любовь, которая выглядела волшебно взаимной, пробуждала чувства во всех остальных. Она помнила свой первый ужин на Честер-Террас и знакомство с родителями и братьями Руперта. Как она тогда была влюблена в него! А Руперт? Тогда она не сомневалась, что он ее обожает, но с тех пор изменился смысл, который она вкладывала в это слово; теперь она видела, что влюбилась в мужчину гораздо старше ее, который пережил смерть первой жены и имел двух детей от нее. Ей было ясно, что он хочет ее, и она приравнивала это желание к любви; мать воспитала в ней уверенность, что внешность позволяет добиться чего угодно. Когда она вышла за Руперта, она была влюблена в его влечение к ней, теперь же не знала, какие еще чувства испытывает. Понадобился Филип с его сексуальным реваншем в ответ на ее тщеславие, а потом Джек (на миг ей стало невыносимо думать о чувствах, которые Джек испытывал к ней), чтобы она поняла хоть что-то о любви. Джек… а любил ли он ее? Во всяком случае, не настолько, чтобы остаться с ней. Но это же нечестно; может, он все-таки ее любил, и она была лучшим в жизни, с которой он расстался. «Я-то его любила, – думала она впервые за все время без душевных мук, – меня ему было мало, но я его любила». Это слегка утешало.