Читать книгу "Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей"

* * *

В автобиографии Night of the Gun («Ночь пистолета»), в которой он много пишет о своей наркомании, выздоровлении и искуплении, колумнист New York Times Дэвид Карр заканчивает свою историю такими словами: «Сейчас я живу жизнью, которой не заслуживаю, но ведь все мы ходим по этой земле, чувствуя себя мошенниками. Фокус в том, чтобы быть благодарным и надеяться, что это не закончится слишком скоро»[667]. Именно так чувствовал себя и Кэлвин. Наверное, во всем колледже не было студента, который испытывал бы большую благодарность за то, что он сидит на лекции или занимается спортом в футболке юридического факультета; эта футболка была для него чем-то вроде всем заметной идентификационной карточки, доказывавшей его принадлежность к уважаемому студенческому сообществу. Непринужденный стиль одежды ничем не выдавал того, что повседневное существование этого парня ни в коем случае нельзя было назвать спокойным.

Поскольку Кэлвин, безусловно, совершал упомянутый выше переход, в его жизни присутствовало то, о чем писала Нелла Ларсен в своем романе, а именно «опасности, о которых не знают и которых даже не представляют себе люди без тревожащих или несущих угрозу секретов»[668]. Сверхнормальным, совершающим переход, возможно, и удается прогнать прошлое с глаз долой, но с частью «из сердца вон» у них ничего не получается[669]. В сущности, хранение секретов требует постоянного и напряженного умственного труда[670]. Моментальные и спонтанные мысли и чувства приходится постоянно подавлять или хотя бы редактировать, чтобы они соответствовали ожиданиям окружающих. Необходимо максимально ясно представить себе, накрепко запомнить и рассказывать другим людям удобоваримые истории о своей жизни. Надо избегать или хотя бы максимально сокращать случайные встречи с прошлым. Приходится вечно обходить или уводить в сторону неудобные темы. Нужно тщательно контролировать каждое свое слово и каждое действие, чтобы они, не дай бог, как-либо не противоречили действительности. Со временем, сменив один вид бдительности на другой, Кэлвин переключился с поиска способов избегать прошлого на поиск способов, которыми оно могло его настичь. Это означает, что теперь не только его прошлое отличалось от прошлого окружающих; другим было и его настоящее.

Любой, кто совершает переход, пишет Гоффман в труде Stigma («Стигма»), «вынужден воспринимать социальную ситуацию как сканер возможностей, и, как следствие, часто отдаляется от более простого мира, в котором, судя по всему, обитают окружающие его люди»[671]. Как утверждает Гоффман, вынужденным постоянно управлять своими взаимоотношениями сверхнормальным людям приходится взвешивать последствия ежеминутных, но имеющих важное значение решений: «показывать или не показывать; рассказывать или не рассказывать; позволять или не позволять; лгать или не лгать; и в каждом этом случае — кому, как, когда и где»[672]. Если вам этот процесс кажется весьма и весьма изматывающим, знайте: так оно и есть. Как уже говорилось, хранение секретов — это занятие, требующее значительных когнитивных и даже физических затрат; для этого человеку приходится постоянно напрягать и ум, и тело[673]. Возможно, прошлое Кэлвина и не могло по-настоящему разрушить его настоящее, как он иногда боялся — жизнь ведь крайне редко бывает черно-белой, — но когда ему казалось, что оно слишком сильно к нему приблизилось, как криптонит Супермена, он лишался значительной части своих сил и способностей.

Никто не знал, сколько секретов приходилось хранить Кэлвину. Например, чтобы поговорить по телефону с мамой или сестрами, юноша ждал, пока соседи уйдут из дома; он не хотел, чтобы они слышали, как отец, если трубку брал он, бросает ее, а Кэлвин сердится, а иногда даже плачет. Он постоянно проверял и перепроверял состояние своего банковского счета и свои средние баллы, боясь, что они снизятся ниже требуемого уровня. Он регулярно посещал службу финансовой помощи студентам, чтобы возобновить и, если повезет, увеличить сумму своих кредитов и грантов, которых, как знает каждый студент, живущий на такие субсидии, никогда не бывает достаточно. Он тщательно избегал однокашников, приехавших из его родных мест, и вечно испытывал чувство вины за то, как сильно ненавидит этих ребят за их невинные, но такие опасные для него вопросы вроде «А в какую школу ты ходил?». Когда сокурсники разъезжались по домам на каникулы, Кэлвин делал вид, будто тоже едет домой, а сам отправлялся в пустыню, где разбивал лагерь и жил все каникулы в полном одиночестве, в компании разве что койотов, которые по ночам подходили к его палатке. «Повседневная жизнь требовала от меня огромной работы, — вспоминает Кэлвин. — Мне был просто необходим отдых от самого себя, от того, каким я пытался выглядеть в глазах окружающих».

Из-за своих многочисленных секретов сверхнормальные люди, совершающие переход, строят свою жизнь на зыбкой верхушке пирамиды из лжи и умолчаний. Они живут двойной, а то и тройной жизнью, с огромным разрывом[674] между тем, кем были в прошлом, и тем, кто есть сейчас; между тем, откуда они приехали и где живут сегодня; между тем, кто они на работе и кто дома; между тем, каковы они с родными и с друзьями; между тем, что они говорят, и тем, что чувствуют. Многие сверхнормальные вынуждены одновременно управлять и жонглировать таким количеством подобных диссонансов, что ничто в их жизни не выглядит настоящим даже для них самих. «Неужели все это дело моих рук?» — недоумевают они как в отношении своих успехов, так и по поводу проблем, от которых им удалось убежать. Они могут чувствовать себя подделками и самозванцами, мошенниками и притворщиками, лгунами, которым приходится выдавать себя не только за людей с нормальным и хорошим прошлым, но и вообще за нормальных и хороших людей.