Читать книгу "Дневник Верховского - Юрий Сафронов"

Верховский, в частности, писал: «Про Керенского мне не раз рассказывали его товарищи по партии, что он не терпел даже и до революции около себя сильных людей, из чувства какой-то женской ревности. Когда же он встал к власти, то это у него стало болезненным. Он боялся Корнилова, боялся Половцева, Пальчинского, меня. Ему казалось, что мы можем отнять у него часть его обаяния и блеска. Поэтому он легко предавал своих друзей, даже самых преданных, из этой боязни. Например, Половцеву в дни июльского выступления был передан список лиц, которых надо было арестовать, составленный при участии Керенского, а когда Половцев стал его осуществлять и Совет возмутился (?!) за своих товарищей большевиков, то Керенский отрекся от него, и Половцев ушел. Положение с Корниловым было ясно на Московском совещании, и я прямо говорил, что б.м. его придется арестовать. Керенский на этот шаг не пошел. Но уезжая из Москвы, он мимоходом мне сказал: “Я придумал комбинацию, как я с ним разделаюсь” (выделено мной. – Ю. С.). И действительно спровоцировал его на совесть. Поведение его в Корниловском деле было гнусненькое, и его и Корнилова надо повесить за это дело, за их легкомыслие на один сук» (л. арх.).

Глава VI. Ультиматум военного министра

Вопрос о мире, как лампочка Аладдина: кто ее взял, тому служат духи, тому дается власть в руки.

А. Верховский

После неудачного выступления генерала Л. Г. Корнилова по инициативе А. Ф. Керенского Временным правительством была провозглашена Республика, для управления которой 1 сентября 1917 года была создана Директория, сосредоточившая всю власть в стране в руках пяти министров: Керенского, Никитина, Терещенко, Вердеревского, Верховского. Получив неожиданное предложение занять пост военного министра и стать членом Директории, сделанное Керенским по междугородному телефону Петроград – Москва и после непродолжительного раздумья, Верховский дал свое согласие.

1 сентября был опубликован указ Временного правительства Правительствующему Сенату. В нем за подписью министра-председателя А. Ф. Керенского и министра юстиции А. С. Зарудного отмечалось, что управляющий военным и морским министерством и военный генерал-губернатор Петрограда и его окрестностей Б. В. Савинков освобожден от занимаемых должностей, а полковник Генерального штаба А. И. Верховский назначается военным министром с производством в генерал-майоры[473].

3 сентября 1917 года генерал-майор Верховский прибыл в столицу. На перроне вокзала Николаевской железной дороги его встречал почетный караул юнкеров Павловского училища; гремел оркестр. С вокзала Верховский вместе со своими ближайшими помощниками отправился на автомобиле в дом военного министерства. Началась его служба в составе правительства великой страны. В кабинет военного министра, бывшую резиденцию Сухомлинова, Верховский входил с чувством «брезгливости и отвращения». Он вспоминал: «Я осмотрелся. Громадная комната. Дешевый стиль модерн. Неподалеку от рабочего стола была устроена ниша, закрытая занавеской, за которой стоял уютный диванчик, и была дверь, ведущая прямо в комнаты Сухомлиновой. Невольно вспомнились слухи, ходившие по городу, что Сухомлинова и ее друзья за этой занавеской присутствовали при самых секретных докладах военному министру. Позади кабинета была частная квартира военного министра, теперь занятая политическим отделом министерства; во главе отдела стоял прапорщик Степун…»[474].

Задачи, которые поставил перед собой Верховский, были неимоверно трудными для воплощения в жизнь. «Сейчас, – писал он, – работа в министерстве – это последняя ставка. Создание чего-нибудь теперь почти невозможно. Единственная задача, которую можно себе ставить, – это тормозить разрушение, чтобы дотянуть до мира и заключить его вместе с союзниками. В этом моя надежда на спасение страны от позора, еще невиданного в нашей истории»[475].

К таким выводам Верховский пришел не сразу. Еще в июле 1917-го ему был известен случай на Юго-Западном фронте, где от посланной в атаку части вперед пошли только офицеры и их денщики. «Все остальное, улюлюкая, осталось на своих местах»[476].

Если весной 1917 года в Севастополе в горячке революции еще можно было рассуждать о «мире через победу», то ближе к осени становилось очевидным, что плевеллы, посеянные враждебной агитацией, дали свои плоды и зародился новый лозунг «мир через интернационал»…

Рассуждая о причинах, приведших русскую армию к столь плачевному состоянию, Верховский давал резкую отповедь своим недобросовестным оппонентам, заявляющим, что разложение армии есть «признак полного ничтожества русского народа». Сравнение с «пламенно-патриотической» французской революцией возмущало Верховского: «Да разве можно сравнивать нашу революцию и французскую. Ведь все же условия другие. Там революция вызвала войну, а у нас наоборот: истощение войной вызвало революцию… Другие причины, другие и следствия»[477]. Верховский имел полное право рассуждать на эту тему. Еще во время обучения в Николаевской Академии Генштаба ему была присуждена высшая отметка за сочинение «Революционные войны Франции».

«Мне также болезненно тяжело слушать, – продолжал Верховский, – когда сравнивают состояние армии нашей и армии союзников. Да ведь мы же воюем, как на разных планетах. Дивизия на французском фронте занимает 3–5 верст, а на нашем от 8 до 16-ти. Наши люди имеют вдвое и вчетверо меньше отдыха, чем там. Мы едва ли каждый год попадаем в отпуск по разу. Француз же и англичанин бывают дома каждые 3–4 месяца. Они живут в окопах в прекрасных бетонированных казематах или бараках, с печами и электрическим освещением, у них устроены кинематографы, читальни, чайные домики, игры и т. д… Французский солдат получает даже каждый день белый хлеб и красное вино, немец свое кофе и пиво, а наши войска часто просто голодают, особенно последний год. Когда мы брали германские позиции, мы заставали следы настоящей роскоши во всех отношениях, включая до стен, оклееных обоями, и складов дорогих ликеров. Лишения же, которые переносит наша армия, ни с чем не сравнимы, и моральное состояние армии, вдобавок темной и плохо понимающей обстановку, конечно, не может сравниться с состоянием духа у союзников»[478].

14 сентября 1917 года в Александринском театре состоялось заседание Всероссийского демократического совещания из представителей Советов, городских дум, кооперации и армейских организаций. Верховскому, как военному министру, было предложено сделать доклад перед 1425-ю собравшимися делегатами.