Читать книгу "Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери"

Сюзи бросилась к ней, а стоявшие вокруг калеки стали вопить:

– Чудо! Чудо!

Сюзи склонилась к неподвижному телу своей бывшей кормилицы, приподняла ее юбки и, не веря своим глазам, увидела, что язв на ее узловатых ногах уже больше нет. От них остались лишь еле заметные красноватые рубцы. Сюзи повернулась к Жану-Батисту, который, как и она, с удивлением и ужасом смотрел на происходящее, и сказала:

– Жан-Батист, это просто невероятно! Кто скажет, что это не чудо? Может, и твой язык теперь развяжется?

Юноша посмотрел своими голубыми глазами прямо в глаза женщины, в которой он теперь признавал свою сестру, и отрицательно покачал головой, с испугом подумав, не ждет ли она, что и он, подобно старой кормилице, сейчас пустится в безумную пляску.

Мартина без каких-либо затруднений самостоятельно дошла до ворот кладбища. Сводные брат и сестра следовали за ней, не зная, что и думать. На всех троих уставился своими маленькими хитроватыми глазами стоявший у стены нищий в лохмотьях. Рот у этого нищего был беззубым, волосы – взлохмаченными и нечесаными, а в углу рта он держал короткую трубку… Сюзанне поначалу показалось, что перед ней – мираж, порожденный тусклым красноватым светом горелок, размещенных у входа на кладбище, и тем состоянием смятения, в которое ее ввергла только что увиденная ею сцена. Нет! Этим нищим не мог быть марсовый Клод Ле Кам! Женщина-матрос сейчас наверняка находилась в море: возилась там с парусами какого-нибудь судна! А может, она уже погибла в морской пучине, и только лишь ее призрак – причудливый и насмешливый – появляется то в Париже, то в Версале, чтобы напомнить о ней тем, кто еще жив? Однако позади этого «призрака» стоял, опираясь на костыль, очень даже живой Рантий. Сюзи задалась вопросом, где эти двое могли сблизиться, и тут же подумала, что это вполне могло произойти на «Шутнице», на которой они вместе ходили в море!.. Она отвела от них взгляд.

Выйдя с кладбища, Сюзи показала сводному брату на листок бумаги, который был прикреплен к забору и на котором какой-то злопыхатель написал: «Распоряжением короля Богу запрещено совершать в этом месте чудеса». Жан-Батист с беспомощным видом поморщился, и Сюзи догадалась, что он не умеет читать!

Мартина и в самом деле исцелилась. Она теперь могла ходить и, начиная уже со следующего дня, стала наводить порядок в доме Сюзанны, в котором она уже вела себя абсолютно раскованно. При каждом удобном случае она выражала признательность «своей красавице», Богу и покойному диакону Франсуа де Пари. Чтобы удовлетворить ее любопытство, Сюзи рассказала ей обо всем хорошем и плохом, с чем ей довелось столкнуться в жизни после того, как они расстались. Однако, как она ни старалась, ей не удалось заставить своего сводного брата произнести хотя бы слово. Тем не менее она видела, что человек он очень даже умный и сообразительный. А еще – очень ласковый и душевный. Она научилась догадываться по его мимике и выразительным жестам, в каком настроении он в тот или иной момент пребывает и что ему нравится, а что – нет. При этом она осознавала, что, будучи неспособным говорить и оказавшись без защиты Мартины (которая хотя и исцелилась, но была уже очень пожилой и отнюдь не бессмертной), он рано или поздно угодит в категорию неполноценных людей – кретинов, идиотов, недоумков и прочих умственно отсталых, которых все считают сумасшедшими. Вполне может случиться так, что он закончит свою и без того невеселую жизнь в больнице или в сумасшедшем доме.

Сюзи решила, что не станет бросать его на произвол судьбы. Он уедет из Парижа вместе с ней. Уедет туда, куда и она. И тогда, когда она решит это сделать. Если, конечно, он не будет против.

Осталось только определиться, куда и когда она поедет. Каждую неделю издатель Герен сообщал господину де Лере (также называвшему себя Антуаном де Реле), сколько еще экземпляров написанной им книги было продано, и, пользуясь случаем, призывал его написать еще одну книгу. Но о каких приключениях мог поведать писатель, который уже более четырех лет торчал безвыездно в Париже? Может, о судьбе Кимбы – негритянки из Гвинеи и бывшей рабыни, которая стала чтицей у содержательницы одного из знаменитых светских салонов? Или о судьбе Жана-Батиста Трюшо – немого сироты, который жил за счет того, что воровал еду? Этот автор мог бы написать рассказ о чуде, при котором он присутствовал на кладбище Сен-Медар, однако конвульсионеры[136]отнюдь не были на хорошем счету у прессы и даже уже начинали вызывать гнев со стороны Церкви и королевских властей. Поговаривали, что они тесно связаны с янсенистами[137]– ярыми противниками монархии. Кроме того, судя по слухам, данная тема заинтересовала самого господина Вольтера, тягаться с которым в сфере литературы вряд ли стоило!

Антуан де Реле поэтому пока что не намеревался писать никаких других книг, а скрывавшаяся под его личиной Сюзи не собиралась долго пребывать в столице: ее снова потянуло к бескрайним просторам.

Она объявила Мартине, что скоро уезжает, изрядно ее этим расстроив, и затем начала разговор с Жаном-Батистом.

– Послушай, я должна тебе сообщить, что собираюсь покинуть Париж…

Жан-Батист выразил свое негативное отношение к этому известию тем, что сделал ужасные глаза и энергично потряс головой из стороны в сторону.

– Уже ничто не сможет меня удержать! Но, если хочешь, я могу взять тебя с собой…

На этот раз юноша посмотрел на Сюзанну восторженным взглядом и энергично закивал в знак согласия и благодарности.

В декабре Сюзи пригласила на ужин интенданта юстиции, полиции и финансов Нормандии, уполномоченного следить за исполнением в Нормандии распоряжений короля. Иными словами, Элуана де Бонабана. Ради его прихода она нарядилась во все самое лучшее: напудренный парик, атласное платье и атласные туфли. Она вовсе не собиралась кокетничать – ей просто хотелось нравиться этому мужчине, к которому она испытывала чувство глубокой симпатии и уважения.

В этот вечер в ее доме на улице Сен-Мерри собралась весьма разношерстная компания. Сюзи представила гостю своего брата Жана-Батиста и бывшую кормилицу Мартину, рассказав затем о том, как она их обнаружила, когда шла домой из салона мадам дю Деффан, в который она отвезла Кимбу.

– Я слышал, что наша негритянка пользуется небывалой популярностью в салоне маркизы, – сообщил Элуан де Бонабан. – Нет такого завсегдатая этого салона, который бы не восхвалял ее талант чтицы и живость ее ума. Если бы «Черный кодекс» разрешал темнокожим заключать браки с представителями нашей расы, то Кимба могла бы выйти замуж за какого-нибудь вельможу, потому что те, кто восхваляют ее ум, отнюдь не остаются равнодушными к ее физической привлекательности…

– Вы полагаете, что такое время когда-нибудь наступит?

– Непременно! Наука сумеет доказать, что все люди относятся к одной расе, а просвещение выработает у людей терпимость по отношению друг к другу – терпимость, которая пока что является лишь пустым словом…