Читать книгу "Сага о Великой Степи - Мурад Аджи"

С очищенными душами мирские люди у езжали из монастыря.

…Балансируя поклажей, стараясь не споткнуться и не ступить в грязь, я шел через пристань к собору. Около пристани, на зеленой лужайке, хорошела пролетная часовня во имя иконы Богоматери Всех Скорбящих Радости. Иконы, к сожалению, не было, вместо нее пустотой зиял проем. Безликой стояла часовенка, а значит; безымянной. Оказывается, если вернуть икону, рядом надо ставить автоматчиков. «Украдут», – сказал сопровождавший нас человек из монастыря.

За часовней – каменная лестница в 62 ступени, поднявшись по ней, догадаешься, каким было валаамское чудо. Правда, требуется воображение, чтобы в заброшенном мире, который обосновался на монастырской земле, увидеть тот монастырь – деревянный, первозданный, староверский. Пятьдесят лет атеизма – полвека или два поколения людей! – сделали грязное дело. Очередное по счету.

С 1940 года, как подняли красный флаг над святыми воротами, чего здесь только не устраивали, и все оставило следы-раны, которые никто не думал лечить. В монастырских домах была школа боцманов и юнг. Потом сюда, подальше от глаз людских, запрятали интернат для инвалидов войны, людей безруких и безногих, ведь Валаам был абсолютно непосещаем. Настоящая запретная зона.

Быстро и тихо умирали бесхозные инвалиды войны в холодных кельях Валаама, а в разрушающийся монастырь спешили другие бездомные – люди из тюрем, по льду озера добирались они зимой. Ныне это костяк «коренного» населения. Пятьсот человек назвали Валаам своим домом. Им некуда уехать, никто их не ждет, потому что никому не нужны… Отбросы социалистической системы или, наоборот, ее порождение? Вопрос, что говорить, глубокий, почти философский.

Я видел, около ворот храма три дамы пропитыми голосами выясняли отношения с мужичонкой лукавого вида.

От их «сильных» слов сотрясалась штукатурка. А неподалеку, из какой-то кельи, магнитофон горланил что-то блатное и очень пахучее… Жизнь есть жизнь, я шел, не замечая нелепостей, шел к храму, закутанному лесами реставраторов. Скоро заутреня, а к ней положено готовиться: не пить, не есть. Иначе – сердце глухо.

В Соборном храме Валаамского монастыря, куда мы пришли, верхний зал был в реставрации, а нижний открыт. Заброшенной пещерой казался он, минут десять привыкал я к пустоте. Низкие серые своды, мрачные стены давили. Запах горя и заброшенности еще не выветрился. Тяжелый то запах. Долгий. От него кругом идет голова… Может быть, так пахнут стены, с которых, словно омертвевшая кожа, сошла роспись?

Краска грязными струпьями свисала и с потолка.

Давили, конечно, не стены. Безлюдье! Лишь мы, паломники, пришли на молитву. Никто из местных жителей не слышал звона колоколов. Церковь стояла без людей!..

Мы поодиночке подходили к свечному киоску, за которым стояла миловидная женщина в черном одеянии. На витрине – те же иконки на картонке. А цены! Не знаю, кого прельстит грубой штамповки крестик, подвешенный на шпагате? Это не мелочи для верующего человека. Ибо Христос сказал: «Безумные и слепые! что больше: золото или храм, освящающий золото?»

…Новое открытие – «комсомольские» паломники, как я назвал их, пристроились к исполнявшим службу священнослужителям, и опять оскорбляющая нелепость ножом резанула меня. Как же так? Среди черных церковных одежд у сиротского, прямо-таки наипростейшего, алтаря суетились, мелькали джинсы и джемперы… и самое ужасное, на них не обращали внимания. Действо у алтаря походило на водевиль провинциального театра, где трудности с реквизитом.

Спектакль играли в «полуподвальном» храме, когда-то прекрасном, но низведенном до пещеры. Играли пещерные актеры пещерным же зрителям… Оставалось тихо страдать, стоя в стороне.

После службы занял очередь на исповедь…

Больше в храм я уже не ходил – навсегда расхотелось.

В тиши островного леса живет прежнее величие Валаама. Тишина и богоугодный покой, но редкий экскурсант заглядывал сюда. Здесь, на природе, и закончилось мое паломничество, столько чувств всколыхнуло оно… На глазах «хомо советикус» примерил рясу на свою кожаную тужурку, чтобы назваться демократом. Новая власть, новая религия, новая история. Опять все новое в стране. Что делать? Подскажи, Господи.

…Отходили от пристани вечером. Недавней торжественности в сердце как не было. Дул резкий ветер, Ладога заволновалась, потом всколыхнулась штормом. Штормило и на душе, «…берегитесь, чтобы кто не прельстил вас; ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: «я Христос», и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец» [Мф. 24:4–6].

Волны всю ночь били о борт теплохода – шторм бушевал до утра. А утром взошло солнце, и настал новый день.

Остров Валаам – Москва, 1990–2009 гг.

Здесь начиналась Европа

Где начинается Европа? Англичанин говорит, Старый Свет начинается с Биг-Бена, француз – с Лувра, итальянец – с собора Святого Петра, видимо, у каждого человека свой отсчет пространства и времени. И это правильно, потому что сущность каждого из нас есть индивидуальность. У норвежского этнографа, археолога Тура Хейердала тоже было личное мнение. После путешествия на плоту «Кон-Тики» через Тихий океан, после плавания на тростниковом судне «Ра» через Атлантику знаменитый на весь мир ученый пришел к неожиданному выводу: Европа начиналась на юго-западном берегу Каспия, заявил он в 1981 году незадолго перед поездкой туда.

И не без оснований!

В одной из книг его опытный глаз встретил фотографии наскальных изображений древних мореплавателей, находка была из Азербайджана, из местечка Гобустан. Ее возраст археологи исчисляли многими тысячелетиями. Возможно, она – древнейшая в Европе находка, фиксировавшая человека на судне, что само по себе уже открытие.

Внимание норвежца привлекла форма судна, напоминавшая очертаниями родное «Ра», он догадался: изображено то, с чего пошло древнее морское судоходство… Нужно пройти путь Хейердала, чтобы сделать неочевидный вывод, вызвавший шквал отрицаний. Выходило, не в Европе центр мира, не здесь начиналась цивилизация, она «приплыла» сюда с Востока.

«Книжное» открытие было началом пути, который ученый не одолел – не хватило жизни. Но экспедиции на Кавказе, по его собственному признанию, дали больше, чем прежние путешествия, вместе взятые. Открытия здесь нарастали лавиной. Знакомство с находками местных археологов, поездки открыли горизонты далеких времен, он увидел истоки Норвегии и всей Северной Европы. Вот что поразило гостя.

Откуда столь очевидная общность культур Кавказа и Скандинавии?

Вопрос уже самой постановкой ставил в тупик, ученый не находил ответа, хотя факты лежали перед ним. Но их не удавалось осмыслить, все-таки тысячи километров разделяют эти две страны… Очевидное казалось невероятным. Можно верить глазам, можно не верить, но орнаменты и формы иных археологических находок практически неотличимы, будто выполнены одной рукой. Причем кавказские древнее скандинавских.