Читать книгу "Голубой горизонт - Уилбур Смит"

Земля и здания Хай-Уэлда приносили ВОК постоянную ежегодную ренту. Минхеер ван де Вельде, другой процветающий бюргер колонии, многие годы назойливо упрашивал Тома и Дориана продать ему поместье.

После полуночи братья, одетые в черное, с лицами, закрытыми полями шляп и высокими воротниками плащей, подъехали к его поместью на берегах Черной реки и постучали в ставни спальни ван де Вельде. После первоначальной тревоги, гневных криков и угроз хозяин вышел в ночной рубашке, размахивая заряженным коротким ружьем. Он фонарем осветил их лица.

– Во имя собаки, это вы! – воскликнул он и провел их в свою бухгалтерию. Когда первые лучи рассвета озарили небо и голуби заворковали на дубах у окон, они договорились и пожали друг другу руки. Том и Дориан подписали документ о продаже Хай-Уэлда, и ван де Вельде, торжествующе улыбаясь, передал им кредитное неотменяемое письмо в адрес банка Батавии за сумму вполовину меньше той, что готов был отдать несколько месяцев назад.

В вечер намеченного отплытия, когда солнце зашло, стемнело и со стен крепости их невозможно было увидеть, Мансур с небольшим отрядом поплыл к стоящим на якоре кораблям. На борту каждого Кайзер разместил по шесть солдат-готтентотов во главе с капралом. Проведя пять дней на кораблях, раскачивающихся под крепким юго-восточным ветром, те солдаты, что не лежали в морской болезни, страдали от скуки и совсем не интересовались своим делом. Вдобавок они видели огни таверн на берегу, а через пространство темной, продуваемой ветром воды к ним доносились обрывки песен и пьяных свар.

Прибытие Мансура внесло приятное разнообразие, и солдаты столпились у борта, обмениваясь с гребцами шутками и дружескими оскорблениями. Мансур был любимцем готтентотской общины колонии. Его прозвали Шпехт – Дятел – за яркие волосы на голове.

– Тебе нельзя подниматься на борт, Шпехт, – строго сказал капрал. – Приказ полковника Кайзера. Никаких посетителей.

– Не волнуйся, я не собираюсь подниматься на борт. Не хотел бы, чтобы меня видели в обществе таких головорезов! – крикнул в ответ Мансур.

– Как скажешь, старина Шпехт, но что ты тогда здесь делаешь? Учил бы девушек в деревушке вышивать.

Капрал захохотал собственной шутке. Слово naai имело два значения: не только шить, но и совокупляться. Рыжие волосы и красота Мансура делали его неотразимым для прекрасного пола.

– Сегодня мой день рождения, – ответил Мансур, – и я привез вам подарок. – Он пнул бочонок капского бренди, лежавший на дне шлюпки. – Спускай грузовую сеть.

Все торопливо принялись за дело, и бочонок уплыл на палубу.

Капитан «Дара Аллаха», мусульманин, вышел из своей каюты, чтобы не допустить дьявольский напиток, запрещенный пророком, на свой корабль.

– Да будет мир с тобой, Батула, – сказал ему по-арабски Мансур. – Эти люди мои друзья.

Батула в прошлом был копьеносцем Дориана, когда они сражались в пустыне; они много лет провели вместе, и связь между ними была прочней железа. Батула знал Мансура со дня его рождения. Он сразу узнал его голос и смягчился. Он утешал себя тем, что экипаж состоит из правоверных; в отличие от солдат-каффиров, их не соблазнит напиток сатаны.

Капрал готтентотов выбил затычку из бочки и подставил оловянную кружку. Сделал глоток крепкого пойла и шумно выдохнул через нос.

– Yis moar! – воскликнул он. – Dis kkerl! Прекрасно!

Его солдаты передавали друг другу полные кружки, а капрал пожалел о проявленной строгости и крикнул вниз Мансуру:

– Эй, Шпехт! Поднимайся на борт. Выпьем вместе!

Мансур виновато развел руками, и шлюпка направилась ко второму кораблю.

– В другой раз! – крикнул Мансур. – Мне еще надо отвезти подарок людям на «Йоркской деве».

Мужья строго приказали Саре и Ясмини ограничить багаж двумя большими дорожными сундуками. Том категорически запретил Саре брать на корабль клавесин. Но как только мужья оказались заняты в другом месте, добрые жены велели слугам погрузить в коляску десять заранее приготовленных больших ящиков, и клавесин поставили на верх перегруженного экипажа. Колеса коляски просели под тяжестью груза.

– Сара Кортни, ты меня поражаешь. Не знаю, что сказать.

Вернувшись, Том Кортни увидел проклятый инструмент.

– Тогда ничего не говори, Том. А когда построишь мне обещанный новый дом, я сыграю тебе «Испанок» так, что заслушаешься.

Это была его любимая песня, и Том в гневе отправился присматривать за погрузкой остальных экипажей.

В этот последний час известие об их отъезде никак не могло вовремя достичь ушей полковника Кайзера, чтобы он смог вмешаться, поэтому, собрав слуг, Том и Дориан сообщили им, что семья навсегда покидает Хай-Уэлд. На борту двух кораблей не было места для всех слуг поместья и освобожденных рабов. Те, кого выбрали для отплытия с семьей, получили право отказаться и остаться в колонии. Никто не отказался. Им дали час собрать пожитки. Те, что оставались, печальной группой стояли в конце широкой веранды. Женщины тихо плакали. Все члены семьи Кортни прошли вдоль ряда знакомых лиц, поговорили с каждым человеком и обняли его. Том и Дориан передали каждому по кошельку, а также документ об освобождении от рабства и увольнении со службы вместе с похвальными рекомендациями.

– Где Сузи? – спросила Сара, дойдя до конца ряда и оглядываясь в поисках одной из старших служанок. Сузи была замужем за погонщиком фургонов Сонни, который все еще находился в тюрьме крепости.

Остальные слуги удивленно переглядывались.

– Сузи была здесь, – ответил один. – Я видел ее в конце веранды.

– Вероятно, ее потрясло известие о нашем отъезде, – предположила Ясмини. – Я уверена, она опомнится и захочет проститься с нами.

Дел было столько, что Саре пришлось забыть об исчезновении Сузи.

– Она не уйдет, не сказав нам ни слова, – решила она и отправилась проверять, готова ли коляска с ее сокровищами к отъезду на берег.

К тому времени как фургоны были готовы выехать из поместья, взошла луна. Она осветила Сузи, торопливо шагавшую по дороге в крепость. На голову женщина набросила шаль и прикрыла ею нижнюю часть лица. Ее лицо вымокло от слез, и на ходу она говорила себе: «Они не думают обо мне и Сонни. Нет, они оставляют моего мужа в руках буров, чтобы его пытали и убили. И бросают меня с тремя малышами, чтобы мы умирали с голоду, когда они будут далеко». Двадцать лет доброго отношения Сары Кортни выскользнули из ее памяти, и Сузи плакала при мысли о жесткости своих работодателей.

Она пошла быстрее. «Что ж, если они не думают о нас с Сонни и о наших детях, почему я должна думать о них? – Она говорила все решительнее. – Я договорюсь с бурами. Если они выпустят из тюрьмы Сонни, я скажу им, что делают сегодня Клиб и его жена».

Сузи не стала тратить время на поиски полковника Кайзера в крепости. Она направилась прямо к маленькому домику за огородами компании. Все члены готтентотской общины были тесно связаны друг с другом, а Шала, постоянная женщина полковника, была младшей племянницей Сузи. Связь с полковником ставила Шалу на важное место в семье.