Читать книгу "Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго"

— Ну, тогда доброй ночи. — Северо опять склонил голову, и глаза его почернели, словно лесная чаща. Он направился к двери. — Вы, возможно, спасете ее, — сказал он, перед тем как выйти, — но не надейтесь, что после всего того, что вы для нее сделали, она будет вам благодарна.

Через десять дней Мэри пошла на поправку. Ана поняла, что девочка будет жить, хотя ее рука, плечо и спина навсегда останутся изуродованными. В лазарете малышка была самым тяжелым пациентом, но не единственным. Каждый день приводили работников с порезами, ушибами, растяжениями и инфекциями. Чтобы не давать повода поденщикам бросать работу из-за плохого самочувствия, Ана с Консиенсией лечили их и принимали у них роды. Во время сбора урожая взрослым работникам, свободным и рабам, было не до женщин. В месяцы же мертвого сезона жизнь начиналась заново, и в этот период зачиналось большинство детей, которые рождались в марте, апреле и мае — в разгар полевых работ.

Кроме рожавших женщин и новорожденных младенцев, в лазарете находились и пострадавшие. Северо научил работников разводить и контролировать огонь, который выжигал листья, но оставлял нетронутыми сочные стебли, что облегчало их срезку. Во время этих пожогов случались неприятности. Бывало, яркие языки пламени завораживали управлявших быками мальчишек, и те застывали на месте, пока огонь не подпаливал им волосы и кожу. Или босоногий работник наступал на тлеющие угли. Тихий день мог превратиться в ветреный, и тогда искры разносились по рядам тростника, огонь вспыхивал в совершенно неожиданных местах, возникала паника и работники оказывались в центре пожара.

Так как Северо опасался оставлять костры на ночь, работы нередко продолжались и после заката. Это доставляло свои проблемы: мужчины, женщины и дети в сумерках могли пораниться мачете, лопатами, мотыгами или вилами, которые использовали для борьбы с огнем.

Даже до происшествия с Мэри Ана проводила большую часть времени в лазарете или поблизости. Ей помогали Консиенсия, Тео и его жена Паула. В этом году участились случаи тяжких увечий, выкидышей и рождения мертвых младенцев — и все из-за сумасшедшего темпа работ. А еще в ее двенадцатую сафру на гасиенде Лос-Хемелос огромное количество невольников подвергалось порке. Шрамы на их телах были обличающим свидетельством жестокости Северо, который по мере приближения к концу сезона неистово стремился выполнить обещание и собрать весь урожай. Ана его не останавливала, но и не подгоняла. Она восхищалась мужем и презирала его по той же самой причине — из-за его способности забывать о сострадании ради выполнения важной цели. Но, задумываясь об этом, Ана сознавала, что они похожи, разве только, в отличие от Северо, она не могла привыкнуть к страданиям людей. Она их чувствовала, пусть даже не собиралась отказываться от собственных амбиций ради облегчения жизни невольников.

К концу июня, сев за отчет по результатам сафры, Ана смогла сообщить господину Уорти, что, несмотря на нанесенный эпидемией ущерб, финансовое здоровье гасиенды Лос-Хемелос было превосходно. Она полностью осознавала иронию этой фразы. Господина Уорти и дона Эухенио совершенно не интересовало благополучие людей на плантации. Главное, чтобы цифры в ее бухгалтерских книгах демонстрировали положительное сальдо. Ана, как ее предки-конкистадоры, господин Уорти, дон Эухенио, Северо и тысячи им подобных, прибыли на эту землю, чтобы, используя силу и власть, присвоить ее богатства. К своему могуществу, раньше и сейчас, они шли по трупам.

МИГЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С АЛИВИО

В Сан-Хуане Мигелю нравилось. Он жил в большом красивом доме, где в нем души не чаяли и потакали каждой прихоти бабушка Леонора, Элена, тетушка Кириака и ее дочь Бомбон. В городе, наводненном солдатами и людьми со всех краев света, его дед занимал высокое положение. Он обожал внука. Учитель дон Симон, во всем служивший примером для подражания, относился к юному Аргосо со всей добротой. В школе Мигель познакомился с двумя мальчишками, которые вскоре стали его лучшими друзьями, — Андресом Карденалесом Ромеро и Луисом Хосе Кастаньедой Урбиной. Как и Мигель, они родились на Пуэрто-Рико. Андрес, на год старше, был рослым и крепким парнем с непропорционально большой головой. Дамы вздыхали, глядя на его длинные ресницы и густые темные волосы, отраставшие настолько быстро, что частых визитов к парикмахеру было не миновать. К одиннадцати годам вокруг губ мальчика и на подбородке начала пробиваться растительность, однако бриться родители ему не разрешали.

Луис Хосе был невысоким крепышом со светло-русыми волосами, карими глазами и смуглой кожей. Озорной ребенок, на которого невозможно всерьез рассердиться, говорливый, неугомонный и невероятно веселый, он умел передразнивать всех на свете. Домашние называли его Херувим. Теперь, став постарше, он стал стесняться своего детского прозвища.

Мигель был стройнее и ниже ростом, чем Андрес, но выше Луиса Хосе. Он унаследовал грацию Рамона и Иносенте, но фигурой все же напоминал Ану. У него были светло-каштановые волосы и, как любил отмечать дон Эухенио, бабушкины серые глаза.

Трое мальчишек стали неразлучны, обнаружив, что живут в двух шагах друг от друга. Особняк семьи Андреса отделяло от владений дона Эухенио четыре здания, а Луис и вовсе жил напротив, через улицу. С возрастом мальчикам разрешили ходить в школу и обратно домой вместе — с тех пор их редко видели поодиночке. Они осваивали искусство фехтования у одних учителей, вместе изучали катехизис и приняли первое причастие. Их баловали, словно королевских отпрысков, но и поведения ожидали соответствующего. Так, по отношению к дамам они обязаны были проявлять благородство, галантность и верность. Мальчики послушно следовали наставлениям, несмотря на то что жили в городе-крепости, кишевшем солдатами, авантюристами и эмигрантами. В мужском обществе надлежало вести себя храбро, смело и благородно, выказывать горячий интерес к жизни, но в то же время готовность расстаться с ней ради благого дела.

Андрес мог обольстить кого угодно, хотя в свои одиннадцать пользовался этим главным образом для того, чтобы выпросить прощение за проделки или добиться благосклонности родителей и слуг. Талант Луиса Хосе заговаривать зубы лишний раз доказывал, что он пойдет по стопам отца, чье красноречие служило мальчику примером для подражания, и станет адвокатом по гражданским делам. Мигель рос серьезным, замкнутым, утонченным и почтительным юношей. Ему нравилось красиво и со вкусом одеваться, — в конце концов, не стоит забывать, что воспитывался он в семье дона Эухенио, а испанские кавалеристы частенько славились непостижимой способностью менять наряды несколько раз на дню, даже во время сражений.

Друзья семьи Аргосо знали леденящую кровь историю братьев-близнецов, приехавших на Пуэрто-Рико в поисках богатства и нашедших здесь смерть. Соседи приходили на поминальные службы по обоим братьям, навещали и утешали Аргосо после обрушившегося на них горя и живо интересовались Мигелем.

Люди не верили, что бабушка с дедушкой и крестная увезли мальчика в столицу лишь потому, что гасиенда Лос-Хемелос находилась в глуши и он не мог получить там надлежащего образования. Пуэрто-Рико кишел безработными эмигрантами, бежавшими сюда от войн и волнений в Испании, во Франции, в Италии, Венесуэле и Соединенных Штатах. Сотни домашних учителей и гувернанток пытались устроиться на работу в богатые семьи в Сан-Хуане и его далеких окрестностях. Даже обитавшим в захолустье гасендадос не составляло труда заполучить парочку преподавателей для своих чад. После двенадцати-тринадцати лет детей можно было отправлять за границу для завершения образования. Несомненно, Аргосо чего-то недоговаривали. Всех соседей волновал один и тот же вопрос: что же это за мать, которая способна расстаться с сыном, никогда не приезжает повидать его и не приглашает к себе на время школьных каникул или на праздники?