Читать книгу "Киммерийская крепость - Вадим Давыдов"

— Тебе сколько лет, Яков Кириллович?

— Двести, — Гурьев усмехнулся. — Читал много, жил быстро, и вообще.

— Злопамятный, — достроил Чердынцев.

— Нет. Я не злопамятный, я просто злой. А уж память у меня – и рад бы что забыть, да не судьба, видимо.

— И когда?

— Скоро. Времени ждать нет. Вот совершенно. И она не может ждать, и Россия – не может. Ах, дивушко моё, дивушко…

Господи, подумал он. Господи. Рэйчел.

— Ты чего это её так обзываешь? — ревниво спросил Чердынцев. — Придумал же!

— Потому что – чудо чудное и диво дивное. Поэтому, — задумчиво проговорил Гурьев. — Тебе постричься надо, капитан. Давай, я тебя к мастеру настоящему отведу.

— Сейчас, что ли?! — опешил от такого перескока Чердынцев.

— Нет. Завтра, — милостиво разрешил Гурьев. — До завтра лохматым походишь. А сейчас – ешь-пей, наконец, если Дарья увидит, что ты голодный – прибьёт меня и будет сто раз права. И – к ней. Забирай её домой, поговорите… Завтра утром начнём.

— Что?! Погоди, Яков Кириллович. Погоди. Я ведь опять – ну, ничегошеньки просто не понимаю. Ты – и всё это… ЦК… Сталин… Да как же это всё может быть-то – вместе?!

— Завтра утром, каплей. Завтра – утром.

Сталиноморск. Октябрь 1940

На следующий день Гурьев был у Чердынцевых к семи утра. Положив на стол перед собой небольшую кожаную папку с застёжкой-«молнией» и замком, нарочито сурово – так нарочито, что Даша, уже неплохо изучившая его интонации, улыбнулась, — сказал:

— Капитан-лейтенант Чердынцев. Ознакомьтесь с секретным предписанием. Поступаете в моё полное распоряжение. Приказом наркома флота товарища Кузнецова. Вопросы?

— Ты что?!

— Держись, папка, — вздохнула Даша. — Он не шутит, я знаю.

— Именно – не шучу, — без улыбки проговорил Гурьев. — Иди погуляй, дивушко.

— А вы драться не будете? — подозрительно спросила девушка.

— Ну, ещё не хватало, — улыбнулся Гурьев. — Покричать можем, но не сильно. Иди, иди.

Когда дверь за Дашей закрылась, Гурьев посмотрел на Чердынцева:

— Черновики.

Чердынцев встал, вышел и вернулся через минуту с двумя толстенными тетрадями в пестрых переплётах. Хлопнул на стол перед Гурьевым:

— Забирай. После того, что ты сказал… Видеть не хочу. Знать не хочу.

— Истерика, — кивнул Гурьев. — Ну, неудивительно. Я удивляюсь другому – как ты мне вчера в рожу не вцепился. И как я удержался, чтобы тебе не врезать за твоё – даже не знаю, как и назвать. — Он расписался в стандартном бланке приёма секретных документов и передал Чердынцеву, тот тоже поставил свою подпись, повертев в руке гурьевский «Монблан» и хмыкнув. Гурьев убрал бумагу: – А, всё равно. Очень я доволен тобой, Михаил Аверьянович, очень. Угадал я с тобой. А истерика, тем более, что ты чуть Дарью не потерял, — Гурьев спокойно выдержал бешеный взгляд Чердынцева, — это ничего. Такая причина для истерики очень понятна и потому – извинительна. Один раз. Первый раз. Он же – последний. Да?

— Да. Так точно.

— Отлично. Теперь – о чём, собственно, речь. — Гурьев пододвинул к Чердынцеву принесённую с собой папку. — Это, Михаил Аверьянович, твой новый корабль. Два дня на изучение общей документации, потом две недели – на подробности. Корабль будет здесь примерно числа двадцать шестого – двадцать седьмого. На его освоение, вместе с экипажем – полгода, за это же время вы должны будете отработать взаимодействие с береговыми службами и кораблями сопровождения.

— Что… за корабль?

— Линейный корабль – авианосец. Там всё написано, Михаил Аверьянович. Работать будешь дома пока. Рабочий день, сам понимаешь, ненормированный. Сейф сейчас привезут, чтобы тебе по конторам взад-вперёд не бегать. Это всё по соображениям гостайны – чтоб никто не допёр, что происходит. В доме напротив будет пост, чтобы никаких эксцессов. Тут, в папке, инструкция по работе с секретными документами особой важности. И собственно документы. Когда стройка в крепости закончится, получишь там жильё. Так оно надёжней. По официальном вступлении в должность командира соединения получишь сразу кавторанга, чтобы не прыгали дурачки всякие, а если доверие оправдаешь – через полгода – контр-адмирала. А то засиделся ты в капитан-лейтенантах. У нас государство молодое, дерзкое – нам молодые и дерзкие люди на самых ответственных постах ох как требуются. Ясно?

— Так точно, — поднял глаза Чердынцев. — Ты что – с самого начала знал?

— Да ничего я не знал, — поморщился Гурьев. — Ничего. Я твою записку получил из наркомата в конце июля. К нам отправляют на экспертизу всякие сумасшедшие идеи.

— Куда – к нам?!?

— Одиннадцатый отдел ЦК, Михаил Аверьянович. И – как написано в одной смешной старой книжке, «всё заверте…». Ну, дальше – ты понимаешь, дело техники. Принято решение, корабль этот давно уже заказан, правда, поначалу его на Северный флот планировали, но обстановка меняется очень быстро, так что – сюда. Кузнецов хотел тебя, правда, на Северный всё-таки дёрнуть, а товарищ Сталин сказал: зачем? Не надо. Товарищ Чердынцев у нас наверняка свой родной черноморский ТВД куда лучше северного изучил, тем более – вырос в тех местах. Вот, сказал товарищ Сталин, и хорошо: где родился, там и пригодился. Но с дочерью твоей – это абсолютно случайно всё вышло. Хотя никаких случайностей на самом деле не бывает. Вообще.

— Что – и Сталину о моей записке докладывали? — потерянно спросил Чердынцев. — Да кто же?

— Я, Михаил Аверьянович. Больше, понимаешь, какое дело, некому твои сумасшедшие и гениальные идеи вождю докладывать. Пришлось мне.

— Вопрос по кораблю.

— Да.

— Откуда такой? Где построен?

— В Америке.

— А договор?[96]!?

— Всё решается, Михаил Аверьянович. На определённом уровне – решается всё в нужном ключе, в нужном направлении. Одна моя хорошая американская знакомая сделала мне подарок. А я – тебе. И больше тебе знать ничего не нужно.

— А проведут его как?! Война же в Средиземном море. А Турция?!

— Это, Михаил Аверьянович, вопросы даже не контр-адмиральского уровня допуска. И уж не каплейского – точно.

— А эти… раскопки?

— Да что с тобой такое, Михаил Аверьянович?! — изумился Гурьев. — Не забивай ты себе голову ерундой. Ей сейчас будет, о чём болеть.

— Разрешите ещё вопрос, товарищ Гурьев.